Когда я уходилъ, два кельнера бросились внизъ по лѣстницѣ и отворили мнѣ наружную дверь и величали меня превосходительствомъ. Я снова скитаюсь по улицамъ, не зная, гдѣ я, и гдѣ дорога домой. Чудесно бродить такимъ образомъ; кто самъ не испыталъ этого, не знаетъ, какъ это пріятно. Я совершенно самовластно распорядился своимъ правомъ заблудиться. Я прошелъ мимо ресторана и рѣшилъ войти и съѣсть что-нибудь, чтобы я въ этомъ отношеніи поступить по собственному усмотрѣнію. Но такъ какъ здѣсь все выглядѣло черезчуръ парадно, и кромѣ того, ко мнѣ устремился бѣлокурый кельнеръ во фракѣ, то я пошелъ назадъ въ трактиръ, мимо котораго я незадолго до того проходилъ, и который мнѣ больше нравился. Тамъ я и усѣлся.
Это также большой ресторанъ, но смотритъ не такимъ европейскимъ, посѣтители одѣты оригинальнѣе, а слуги оба въ курткахъ. На заднемъ планѣ зала теряется въ садикѣ, усаженномъ деревьями.
Я доволенъ и свободенъ. Мнѣ кажется, словно я сижу въ укромномъ уголкѣ, и мнѣ вовсе не нужно торопиться домой. Я научился говорить «щи». Вовсе не многіе умѣютъ это, но я могу не только сказать, но даже написать это слово безъ помощи нѣмецкаго «ш». Щи — это мясной супъ, но не обыкновенный, непозволительно скверный мясной супъ, а чудесное русское кушанье съ наваромъ изъ разныхъ сортовъ мяса, съ яйцами, сметаной и зеленью. Такимъ образомъ, я требую щи и получаю ихъ. Только кельнеръ хочетъ мнѣ нѣсколько помочь и приноситъ мнѣ также различныя другія вещи. Ко всему этому я спрашиваю самостоятельно икры, все равно, кстати это, или нѣтъ. Я заказываю себѣ также пива.
Вдругъ въ открытой двери останавливается длинноволосый священникъ, крестится и благословляетъ насъ, а, сдѣлавъ это, идетъ далѣе внизъ по улицѣ. Я очень радъ, что нашелъ этотъ трактиръ; недалеко отъ меня сидитъ парочка честныхъ старичковъ, болтаетъ и ѣстъ; лица ихъ не безобразны и не сморщены, какъ у большинства старыхъ людей, но наоборотъ свѣжи и открыты, а волосы все еще густы. Славяне! думаю я и смотрю на нихъ, этотъ народъ будущаго, побѣдителей міра послѣ германцевъ! такой народъ можетъ породить литературу подобную русской безграничную, все перевернувшую, изливающуюся восемью горячими потоками отъ восьми гигантовъ поэзіи. Намъ всѣмъ понадобится немало времени, чтобы только освоиться съ ней и къ ней приблизиться.
Однако театральную литературу предоставляютъ они всего охотнѣе иностраннымъ писателямъ. Люди приходятъ и уходятъ. Входитъ компанія нѣмцевъ, усаживается невдалекѣ отъ моего столика, громко болтая за бутылкою пива и безпрестанно восклицая: «Donner-wetter» или «Famos». По ѣдѣ и напиткамъ, которые имъ подаютъ, я вижу что они намѣреваются сидѣть долго и дѣлаю потому служителю знакъ, чтобы онъ отодвинулъ мой приборъ въ глубину залы, поближе къ деревьямъ садика; однако онъ не понимаетъ меня. Тогда одинъ изъ нѣмцевъ весьма любезно спрашиваетъ, что мнѣ угодно, и я вижу себя вынужденнымъ воспользоваться его помощью. Мой столикъ отодвинутъ, но я забылъ поблагодарить нѣмца, и поэтому пришлось опять итти назадъ черезъ всю залу.