— Батюшки! Что это такое? Что имъ нужно? Отчего онъ насъ не пропускаетъ? спросила испуганно Глафира Семеновна.
— Не насъ однихъ, а всѣхъ такъ. Нужно заплатить за проѣздъ черезъ мостъ, — отвѣчалъ Нюренбергъ и полѣзъ въ карманъ за деньгами.
— Сколько за проѣздъ слѣдуетъ? — задалъ вопросъ Николай Ивановичъ.
— О, вы, господинъ, ужъ не безпокойтесь… Я отдамъ, а послѣ подамъ вамъ самаго точнаго счетъ расхода. Нужно заплатить два съ половиной піастра.
— Это сколько-же на наши деньги?
— Около двадцати копѣекъ. О, въ Константинополѣ даромъ по мостамъ не ѣздятъ, — деньги подай! — сказалъ Нюренбергъ, поругался съ балахонниками по-турецки и заплатилъ имъ, послѣ чего лошади поѣхали.
— Въ какихъ они странныхъ балахонахъ, — усмѣхнулась Глафира Семеновна.
— И знаете, мадамъ, ихъ балахоны безъ кармановъ и безъ пуговицъ. Ихъ разстегнуть нельзя, а надо снимать черезъ голову.
— Это для чего?
— А чтобы проѣздную плату не воровали. Вонъ ихъ начальникъ стоитъ. Гдѣ тутъ за ними усмотрѣть, когда большаго движеніе! Получитъ, сунетъ въ карманъ и кончено. А тутъ ужъ, когда некуда деньги сунуть, онъ и несетъ ихъ тотчасъ мостовому начальнику. Видѣли давеча? Какъ только я заплатилъ ему — сейчасъ-же онъ и понесъ деньги начальнику.
На мосту было еще многолюднѣе, чѣмъ въ улицахъ, по которымъ проѣзжали къ мосту. Толпа была еще пестрѣе. Закутанныя съ ногъ до головы турецкія женщины изъ простого народа, съ лицами, закрытыми отъ подбородка до полъ-носа, вели ребятишекъ. Мальчишки были въ фескахъ, дѣвочки въ платкахъ на головахъ, завязанныхъ концами назадъ, какъ ходятъ иногда наши бабы, и съ открытыми личиками. Шло мусульманское духовенство въ бѣлыхъ чалмахъ съ ввитымъ въ нихъ кускомъ какой-нибудь зеленой матеріи и въ халатахъ. То тамъ, то сямъ мелькали далматинцы-красавцы въ своихъ бѣлыхъ одѣяніяхъ, рослые черногорцы въ расшитыхъ синихъ курткахъ, въ маленькихъ круглыхъ плоскихъ шапочкахъ, тоже расшитыхъ, въ широкихъ красныхъ поясахъ, изъ-за которыхъ торчалъ цѣлый ворохъ оружія съ серебряной отдѣлкой — ятаганы, пистолеты. Показался старикъ бѣлобородый турокъ, важно возсѣдающій верхомъ на маленькомъ пузатомъ ослѣ, одѣтый по старотурецки — въ туфляхъ, въ бѣлыхъ чулкахъ, въ широкихъ шароварахъ, въ курткѣ на распашку, изъ подъ которой виднѣлась бѣлая рубаха, и въ большой чалмѣ.
— Вотъ, вотъ настоящій турокъ! Вотъ какими я ихъ себѣ воображала! воскликнула Глафира Семеновна, указывая на комическую фигуру рослаго старика, возсѣдающаго на маленькомъ ослѣ. — Вотъ такой-же точно турокъ и на табачной вывѣскѣ передъ окнами нашей квартиры въ Петербургѣ изображенъ. Точь въ точь. Только тотъ длинную трубку куритъ и сидитъ поджавши ноги калачикомъ.