— Послушай… У тебя не мигрень-ли начинается? Не нервы-ли расходились? Такъ я такъ ужъ и буду держать себя. Наберу въ ротъ воды и буду молчать, потому при мигренѣ тебя въ ступѣ не утолчешь.
— Безстыдникъ! Еще смѣешь хвастаться передъ женой, что у тебя въ Петербургѣ были какія-то особенныя бабы! сказала Глафира Семеновна и умолкла.
Они подошли къ подъѣзду гостинницы. Швейцаръ распахнулъ имъ дверь и съ улыбкой привѣтствовалъ ихъ:
— Добръ вечеръ, экселенцъ! Добръ вечеръ, мадамъ экселенцъ!
Онъ далъ звонокъ наверхъ. Съ лѣстницы на встрѣчу супругамъ бѣжалъ корридорный и тоже привѣтствовалъ ихъ:
— Заповидайте (т. е. пожалуйте), экселенцъ! Заповидайте, мадамъ. Русски самоваръ? спросилъ онъ ихъ.
— Да пожалуй… давай самоваръ. Отъ скуки чайку напиться не мѣшаетъ, сказалъ Николай Ивановичъ, взглянувъ на часы.
Часы показывали всего одиннадцать. Корридорный отворилъ супругамъ ихъ помѣщеніе, зажегъ лампу и подалъ визитную карточку.
— Опять корреспондентъ! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — А ну ихъ съ лѣшему! Надоѣли хуже горькой рѣдьки.
— А кто виноватъ? опять вскинулась на него жена. — Самъ виноватъ. Не величайся превосходительствомъ, не разыгрывай изъ себя генерала.
Николай Ивановичъ надѣлъ пенснэ на носъ, прочелъ надпись на карточкѣ и сказалъ:
— Нѣтъ, это не корреспондентъ, а прокуроръ.
— Какъ прокуроръ? испуганно спросила Глафира Семеновна.
— Да такъ… Прокуроръ Стефанъ Мефодьевичъ Авичаровъ. Прокуроръ…
Глафира Семеновна язвительно взглянула на мужа и кивнула ему:
— Поздравляю! Доплясался.
— То есть какъ это доплясался? спросилъ тотъ и вдругъ, сообразивъ что-то, даже измѣнился въ лицѣ.
По спинѣ его забѣгали холодные мурашки.
— Когда приходилъ этотъ прокуроръ? спросила Глафира Семеновна корридорнаго.
Тотъ объяснилъ, что прокуроръ не приходилъ а что прокуроръ этотъ пріѣхалъ изъ Пловдива, остановился въ здѣшней «гостильницѣ и молитъ да видя экселенцъ» (т. е проситъ видѣть его превосходительство).
— То есть здѣсь въ гостинницѣ этотъ прокуроръ живетъ? — переспросилъ Николай Ивановичъ, для ясности ткнувъ пальцемъ въ полъ, и получивъ подтверженіе, почувствовалъ, что у него нѣсколько отлегло отъ сердца. — Идите и принесите самоваръ и чаю, — приказалъ онъ корридорному.
Тотъ удалился.
Глафира Семеновна взглянула на мужа слезливыми глазами и сказала:
— Вотъ до чего ты довелъ себя присвоеніемъ непринадлежащаго себѣ званія. Генералъ, генералъ! Ваше превосходительство!
— Да когда-же я присваивалъ себѣ превосходительство? Мнѣ другіе присвоили его, оправдывался Николай Ивановичъ.
— Однако вотъ уже на тебя обратилъ вниманіе прокурорскій надзоръ.