— И чего вы толпитесь тутъ у крыльца! Ни пройти, ни пробѣжать… Только мѣшаете. Шли-бы хоть куда-нибудь да походили, а то торчите какъ бѣльмо на глазу.
Но идти было рѣшительно некуда. Огороды для отысканія работы были обойдены третьяго дня, въ пятницу, идти къ Никольскому рынку и ждать тамъ найма было безполезно въ такой праздникъ, да къ тому-же женщины, по своимъ понятіямъ, считали грѣхомъ и искать работу въ первый день Пасхи.
Онѣ вышли за ворота и размѣстились на улицѣ у дома и на скамеечкѣ около калитки, грызя подсолнечныя зерна, навязанныя имъ хозяйкой. Здѣсь онѣ отдались воспоминаніямъ о своихъ деревняхъ, но воспоминанія эти были до нельзя грустныя.
— Вѣдь вотъ жуемъ здѣсь гостинцы, а дома-то у насъ въ деревнѣ что! — начала Фекла, обыкновенно очень мало жаловавшаяся на свою судьбу. — А дома-то у меня мать въ кусочки пошла — вотъ до чего у насъ худо. Побираться-то по добрымъ людямъ нешто пріятно?
— Ну?! — протянула Арина. — Да неужто ее никто въ домъ взять не могъ?
— Кому взять, милая? Родни у насъ, почитай что нѣтъ. Есть двоюродный братанъ, но у того и безъ того семья велика, да и своя больная старуха имѣется. Былъ-бы живъ тятенька, такъ, само собой, этого не случилось, а тятеньку у насъ на Татьянинъ день въ лѣсу деревомъ убило. Былъ подрядившись рубить лѣсъ — ну, и убило. Привезли еле живаго… Три дня полежалъ на печкѣ, постоналъ да Богу душу и отдалъ. Три брата у меня было, а вотъ одинъ въ солдатахъ, другой померъ въ Питерѣ на заработкахъ, а третій и не вѣдь гдѣ мотается. И паспорта не беретъ, и домой не приходитъ. Должно полагать, или тоже умеръ, или безъ паспорта слоняется.
— Вотъ незадача-то! — покачала головой Арина.
— У всѣхъ у насъ такая незадача. Отъ радости въ Питеръ не приходятъ. Вонъ у Марьи Власьевны мать у дьячка ребятъ изъ-за хлѣбовъ пестуетъ, а домъ заколоченъ стоитъ, — кивнула она на демянскую женщину въ веснушкахъ. Неурожай, хлѣба своего до Рождества не хватило, работишки никакой.
— Да и то дъячокъ-то мать согнать сулился. «Я, говоритъ, лучше дѣвочку для пестованья ребятишекъ возьму, потому дѣвочка ѣстъ меньше». У матери-то ноги пухнутъ, больна она — ну, онъ и недоволенъ.
Разсказывали и другія женщины о своемъ нерадостномъ деревенскомъ житьѣ-бытьѣ. Въ такихъ разговорахъ прошелъ первый день Пасхи.
Вечеромъ, во время ужина хозяйка опять пристала къ женщинамъ, чтобы онѣ взяли щей или селянки, но тѣ уже на отрѣзъ отказались, расчитавъ, что такъ у нихъ и на хлѣбъ на завтра и послѣзавтра не хватитъ, вынесли ея попреки и даже ругательства и ограничились чернымъ хлѣбомъ и самоваромъ. Улечься на покой имъ пришлось не скоро. По случаю праздника комнаты были переполнены гостями и гости бражничали до полуночи. Много было пьяныхъ. Хозяинъ и хозяйка тоже изрядно выпили. Какой-то постоялецъ билъ жену, кого-то выталкивали вонъ съ постоялаго двора и хотѣли тащить въ полицію. Хозяйка, разсердившись на женщинъ или сомнѣваясь, что у нихъ и за ночлегъ нечѣмъ будетъ заплатить, потребовала за ночлегъ деньги впередъ и взяла еще почему-то пять копѣекъ лишнихъ, говоря, что это за воду.