Часу въ одиннадцатомъ двѣ комнаты, отдаваемыя хозяйкой, стали наполняться жильцами, Въ комнатѣ, гдѣ сидѣли Акулина съ Ариной и гдѣ имѣла койку Фіона, жили только женщины. Въ комнатѣ рядомъ, въ которую, какъ и въ эту комнату, нужно было проходить черезъ узенькій корридоръ, идущій изъ кухни, обитали мужчины. Тамъ уже громыхали сапогами и слышалась крѣпкая ругань. Сама хозяйка съ мужемъ, работающимъ гдѣ-то на фабрикѣ, жили въ кухнѣ, гдѣ за ситцевой занавѣской помѣщалась ихъ кровать. Мужъ тоже ужъ пришелъ съ фабрики и слышно было, какъ онъ и жена гремѣли посудой, ужиная. Ужинали и обитательницы женской комнаты. Почти всѣ ѣли большія астраханскія селедки съ хлѣбомъ, такъ какъ былъ постъ, и вслѣдствіе этого комната пропахла селедками. Развѣшанные у коекъ для просушки чулки жилицъ также издавали свой специфическій запахъ прѣлью. Изъ мужской комнаты черезъ корридоръ пробирался махорочный дымъ. Воздухъ становился сильно спертымъ. Огонь въ жестяной лампочкѣ сталъ горѣть тусклѣе. Къ лампѣ подсѣла жилица-папиросница, пришедшая съ фабрики, молодая еще женщина съ сильно испитымъ лицомъ и, покашливая, принялась чинить какую-то ветошь, наскоро зашивая ее иголкой. Жилица-старуха перекликалась черезъ перегородку съ мужчиной изъ мужской комнаты и просила его написать куда-то прошеніе о помощи на бѣдность.
— Завтра, бабушка, завтра вечеромъ. Сегодня усталъ какъ собака, да и бумаги нѣтъ, отвѣчалъ изъ мужской комнаты басистый хриплый голосъ.
— Бумагу-то можно и купить. Лавочки еще незаперты. Сходи, Меркулъ Иванычъ, купи. Вѣдь я не даромъ прошу, стояла на своемъ старуха. — Я тебѣ гривенничекъ на вино пожертвую,
— Знаю я. На этомъ благодаримъ покорно. Но, понимаешь ты, сегодня просто ноги подломились — вотъ до чего усталъ. Чего тебѣ приспичило! Успѣешь еще прошеніе-то подать. Времени еще много.
— Много! Много и нужно. Прошенія надо заранѣе передъ праздникомъ подавать. Пока прочтутъ, пока придутъ меня осматривать. Ты мнѣ, голубчикъ, два прошенія напиши, есть еще одно мѣсто, куда можно подать, а я тебѣ за это пятачекъ еще прибавлю.
— И два напишу, только не сегодня. Я вотъ летъ на койку — и подняться не могу, до того спину ломитъ. Да и пригрѣлся таково важно.
Старуха умолкла, умолкъ и басистый жилецъ. Въ мужской комнатѣ звякнула посуда и заговорили другіе голоса.
— Гдѣ денегъ-то взялъ, что водку пьешь? Вѣдь не было ни копѣйки.
— У извощика три гривенника выигралъ. Больше-бы выигралъ, такой козыристый попался, что страсть, да товарищи, другіе извощики отъ меня оттащили. Работы нѣтъ, такъ хоть билліардомъ брать; благо руку набилъ.