— А каков он из себя?
— Из себя? Да обыкновенно какой: человек, как человек, как все другие.
— Высокий? Тонкий? С бородой?
— Точно. Всё это так и есть.
— А что же, он служит где-нибудь?
— Он-то? А Бог его знает… Надо полагать, служит, потому живёт. Как же без службы? Без службы не проживёшь. Да вам-то что? Вы к нему?
— Да, мы к нему, только не знаем, тот ли.
— А вы посмотрите, тот или не тот. Только нынче у него забота, похороны, жена померла. Вон в тот флигелёк и ступайте.
Они вошли в дом. Их сразу обдало запахом ладана. В передней и во всей квартире носился густой ароматный дым.
В небольшой комнате, выходившей окнами во двор, было душ пятнадцать народу. Большею частью женщины немолодые, с лицами, на половину закутанными в платки. На длинном столе лежала покойница, прикрытая парчой. Рядом, на двух табуретах стоял гроб, обтянутый светлым дешёвым глазетом. Дьячок певучим, скорее угрюмым, чем жалобным голосом читал псалтырь.
Товарищи вошли тихо и начали креститься, но в то же время озирались кругом, стараясь отыскать глазами хозяина. Но среди присутствующих не было ни одного тонкого и в то же время длинного человека.
Они подошли поближе к покойнице и заглянули ей в лицо. Оно было очень худо, с тонкими острыми чертами. Видно, она долго болела, или вся жизнь её была полна мук. У них мелькнула мысль: «неужели же это его жена, жена этого весёлого, беззаботного человека?»
Они переглянулись и прочитали друг у друга в лице сомнение; нет, очевидно они ошиблись. Они попали на похороны к совершенно незнакомому человеку. И им становилось неловко. Они уже посматривали на дверь, чтобы как-нибудь незаметно стушеваться.
Но в это время из внутренних комнат приотворилась дверь, и появилась высокая сухощавая фигура с бледным, исхудавшим лицом, с жиденькой бородкой. Глаза у него были печальны и красны от слёз. Товарищи взглянули на него и тотчас же узнали в нём своего приятеля. Это было несомненно: Кожевкин был тут, на лицо, тот самый Кожевкин, который ещё пять дней тому назад весело кутил и смеялся в их обществе, в портерной, на Арбате.
Он постоял с минуту, с большим чувством перекрестился, потом как будто что-то вспомнил и растерянно огляделся вокруг. В соседней комнате послышался детский плач. Он схватился за голову и побежал туда. Через минуту детский плач прекратился.
Так это он, это, в самом деле, он! Кожевкин, тот самый Кожевкин, которого знает весь студенческий мир. У него была жена, и они узнали об этом только тогда, когда она умерла. У него были дети… У Кожевкина были дети, была семья, а, значит, и привязанности и заботы. Это было до такой степени странно, что они не решались верить даже своим глазам и ждали вторичного появления высокой тонкой фигуры. Они всё-таки ещё склонны были допустить, что это ошибка.