— Я в третьей, — ответил Камзолин, у которого не было никаких оснований потягиваться сладко, да не было и возможности, так как его длинные ноги выходили далеко за пределы дивана.
— Итак, дело ясно, — заметил Пиратов. — Сперва пойду я, а потом ты.
— Ой-ой-ой! Но ведь ты надуешь!
— Ну как же можно надуть в таком серьёзном деле! — промолвил Пиратов и обиделся.
Впрочем, обиделся он всего на две секунды и затем с добродушным видом начал вставать.
Едва только он освободил постель и его коренастая, тяжёлая фигура появилась на полу комнаты, как Камзолин моментально схватился с дивана и перескочил на кровать.
— Ну, а я поблаженствую! — промолвил он и вдруг вытянулся с такой энергией, как будто сразу хотел удлиниться вдвое, в чём, впрочем, у него не ощущалось никакой надобности.
Колокол, между тем, звонил не уставая, и каждый новый удар его напоминал о том, что минуты уходят. Приходилось дорожить временем: Камзолину, чтоб насладиться сном в кровати, а Пиратову, чтоб выдержать экзамен.
Пиратов начал одеваться. Он одевался быстро, потому что костюм его был очень несложен и прост, но на секунду он остановился, посмотрел на величественно висевшие на стене парадные брюки и подумал о том, представляется ли нынешний экзамен достаточно парадным случаем для того, чтобы надеть их. По-видимому, он решил в отрицательном смысле, потому что вот уж он совсем одет, а брюки продолжали украшать стену.
Захватив кое-какие тетрадки, Пиратов пожелал своему другу приятного сна и ушёл, а Камзолин завернулся в одеяло и заснул, причём уже не видел тех страшных снов, какие, в силу устройства дивана, обязательно снились ему через ночь.
Однако ж, принимая во внимание то обстоятельство, какой огромный соблазн для Камзолина представляла возможность поспать на кровати, после мучительной ночи на диване, Пиратов, выходя из квартиры, напомнил Анне Карловне Фунт, что Камзолина надо непременно разбудить через час. Это было несколько странно. Пиратов очень хорошо знал, что Камзолину незачем подыматься с постели до тех пор, пока он не вернётся и не принесёт с собою сапог. Тем не менее, он это сделал. Быть может, он сам недостаточно верил в своё обещание своевременно вернуться и рассчитывал в данном случае на необыкновенную изобретательность, какую всегда проявлял Камзолин. Одним словом, сделал он это на всякий случай, руководствуясь тем соображением, что лучше выдержать экзамен без сапог, чем вовсе не выдержать его.
И вот прошёл час. Анна Карловна, отличавшаяся всегда аккуратностью, уже хотя по одному тому, что она была немка, разбудила Камзолина. Камзолин схватился с постели, спросил — который час, и узнал, что уже около одиннадцати. В полной уверенности, что с минуты на минуту придёт Пиратов, он оделся во всё, что у него было, причём парадные брюки опять остались висеть на стене, и ходил по комнате чрезвычайно мягкими шагами, потому что ноги его были обуты только в носки, довольно сомнительного качества. Он уже выпил чай, который ему принесла Анна Карловна, посидел у стола, перелистывая толстый учебник и повторяя некоторые пункты для экзамена; по его соображениям уже было около двенадцати, а Пиратов не являлся. Камзолин начал страдать. Если бы это было несколько дней тому назад, то можно было бы отложить экзамен, но сегодня последний день для этого предмета, завтра профессор уезжает, и не пойти на экзамен, значит испортить себе всё лето.