Просыпаешься где-то ближе к обеду, проверяешь, есть ли чччччччччееее, оказывается, что все съюзали! Настроение дрянь, не знаешь, что сделать сначала, принять душ или выставить опостылевших гостей. Решаешь, что сначала душ. Потихоньку приходишь в себя, делаешь кофе или чай. Едешь в Москву, судорожно набираешь номер барыги. Он недоступен. Срываешься на пассажирах в тачке. Просишь всех заткнуться. Наконец-то, дозваниваешься до него, заказываешь на этот раз семь грамм, чтобы догнаться на следующее утро. И понимаешь, что сегодняшняя твоя ночь вряд ли будет чем-то отличаться от прошлой, а завтра понедельник. Ты решаешь все бросить. Тебе стыдно, хочешь начать жизнь сначала без кокса, но ближе к вечеру понимаешь, что это сейчас невозможно. Так проходит зима, наступает весна, ты меняешь телефоны барыг, но не меняешься сама. Боишься трезвого разума, ведь только в этом состоянии ты осознаешь что не права. И понимаешь, что не в силах справиться уже сама, а просить помощи у них ниже твоего достоинства. Даешь себе еще неделю. А потом, когда абсолютно ясно, что не справишься, ты набираешь теплую ванну с пеной, находишь лезвие «Рапира», пишешь тупое письмо всем сразу, делаешь пару контрольных звонков ему, плачешь, говоришь невнятно, и в самый последний момент становится очень страшно. Ведь по сути ты слаба, раз ты не можешь перестать долбить, и ты настолько ничтожна, что не можешь до конца довести это дело — вскрыть себе вены».
БЕСЦВЕТНЫЕ КРИСТАЛЛЫ С ЗАПАХОМ СВЕЖЕСКОШЕННОГО СЕНА C H O
Свет жидкий, рваный. Свет мертвый. Желтый свет изношенных ламп. Он царапает и жжет глаза, словно медная проволока с пущенным током. Проволока скручивает душу, оставляя рубцовую спираль, нескончаемую, как человеческое сердце. Она вьется током бесконечно вверх, хотя и кажется, что она ниспадает. Пущенный из преисподней ток струится в небо. Иногда металл вспыхивает, оплавляя плоть шрамами. Учащенные разряды: сначала слабые, убивающие привычный ритм, оставляющие от жизни подкопченное мясо; потом резкие, сильные, похожие на раскаленные удары, под которыми обмякшее сердце восстает новым трепетным пульсом.
//__ * * * __//
Медную проволоку Сергеич выковырял два дня назад из старого кипятильника, который разрешался ему по инвалидности. Маленький кусочек рыжего металла был сплетен в косичку длиною с палец. С продетой посередине короткой веревочкой-фитилем получался плетеный крестик, предусмотрительно спрятанный в носок.
Прошла вечерняя проверка. Погасло дневное освещение. Снаружи опечатали камеры. Миновала суббота страстной недели. Отбой! Этого момента он нетерпеливо дожидался целый день. Ждал, пока захрапят соседи, ждал, пока дырка в железной двери все реже станет обнажать сонный глаз продольного. Сергеич тихо вынул из баула пакет с лекарствами, досадуя на шелест целлофана. Сковырнув крышку пластиковой баночки, он небрежно высыпал таблетки в аптечку. Из-под стола достал бутылку масла, заполнив им освободившуюся емкость. На всякий случай заслонив спиной дверь, Сергеич вставил в баночку медно-веревочный крестик, обмакнув его целиком в масло. Зажав в зубах коробок, чиркнул спичкой и резко отвернулся, чтобы не опалить брови. Фитилек горел ровно, потрескивая сладковатым запахом масла.