— Жри, сука! — Жарецкий схватил Инну за подбородок, разжал ей челюсть, предварительно оглушив девушку тяжелой мужской пощечиной. Она не плакала, но тихо поскуливала, заглатывая белоснежное содержимое пакетика. Порошок был очень горький с легким привкусом слез. Он словно анестезия морозил язык, рот, горло. Стало тяжело дышать. Рвотный комок уперся в замороженную гортань, дико забилось сердце.
— На, запей, — Жарецкий плеснул в стакан виски и брезгливо протянул девушке.
Инна, растерев по губам последнюю горсть, опрокинула в себя пойло.
— Вася, у нас все чисто. Мы сдаемся. — вздохнул Жарецкий, стараясь не смотреть в сторону спутницы.
Как только замки щелкнули, мужчин без прелюдий под милицейские вопли вытащили из «Майбаха», расположив в придорожной пыли рядом с поверженной охраной.
— Заблудились, уроды! Вам всем конец! Я Жарецкий! — хрипел олигарх под омоновским берцем.
— Полковник Чернов. — Над Жарецким склонился невысокий мужчина в штатском. — Геннадий Викторович, вы обвиняетесь в контрабанде и легализации незаконно нажитых средств. Мне поручено доставить вас для допроса в Следственный комитет. Поскольку. — полковник взглянул на часы. — Вы уже три часа как в розыске, я должен вас задержать и сопроводить в Москву.
— Что с ней? — жалостливо спросил спецназовец, вытаскивая из машины посиневшую Инну с пеной вокруг рта.
— Наркоманка. В больницу вез. Дряни какой-то наглоталась, — сломленно пролепетал Жарецкий.
— Вонючий же ты, Гена! — угрожающе заржал полковник. — Чухан, в натуре.
//__ * * * __//
Жарецкий проснулся. Над его шконкой свисала недовольная физиономия Саши.
— Что смотришь? — продолжал наезжать блатной. — Ты по воле тоже парашей ходил, олигарх?
Геннадий Викторович вытащил из-под одеяла ноги, упакованные в жирные кальсоны, и поплелся на дальняк.
Они жили в камере вшестером. Жили постоянным составом давно, уже где-то с осени. Последним подселили заместителя руководителя московского Олимпийского комитета Артура Рыскина. Парню было слегка за тридцать, но уже с двумя шрамами от отсоса жира аккурат накануне посадки. После операции тело молодого человека облепили пустые складки, что делало его похожим на огромного шарпея с маленькой шишкой-головой. Больше всего Артур боялся раздуться вновь, поэтому раз в две недели ему в передачах приходили лишь сигареты, пачка кофе, десять яблок, килограмм обезжиренного сыра и упаковка пресных хлебцев, похожих на мацу.
Первый месяц своего заключения Рыскин провел в общей камере на Матросске, сразу оказавшись под блатным пленом. Подвели внешность и состояние. Не успел он, такой вольный, свежий и модный, перешагнуть порог своей первой хаты, как тут же был встречен сомнениями новых соседей в его, Рыскина, половых убеждениях.