«У нас руководителем опергруппы был Жора Михайловский, лет сорока пяти, маленький такой недокормыш с жадными, словно у мыша, глазенками, вечно в помоечно_ парадном виде: к некогда белой рубашке двухнедельной выдержки с желтыми потовыделениями был привязан жеваный галстук вонючих тонов. Так вот, этот Жора принимал моего подельника Диму, чиновника столичного правительства, прямо в МГУ, где тот читал лекции. Привозят Диму в ОВД по Южному округу и со старта объявляют ему, что арест произведен в связи с Диминым намерением скрыться от органов следствия на Барбадосе! Дима резонно спрашивает: «А где это?»
— Забыл, пидор?! Напомнить? — орет опер.
— Вы, наверное, хотите сказать, что это тот Барбадос, который остров в Индийском океане?
— В океане! — визжит от восторга Жора.
— А почему именно туда? Папуа Новая Гвинея тоже чудное место.
— Ты это в суде расскажешь. Мы располагаем достоверными сведениями, что ты хотел засухариться на Барбадосе!
В суде, куда его привезли арестовывать через два дня, все прояснилось. Оказывается, менты, когда писали телефонные переговоры меня и Димы, услышали следующее.
Признаюсь, что кто-то из нас был слегка обкурен, но сути это не меняет. Итак, распечатка телефонных переговоров.
Дима: — Ты куда едешь?
Я: — К дочке?
Дима: — К какой точке?
Я: — Не к точке, а к дочке.
Дима: — Так у тебя есть точка? Чем приторговываешь?
Я: — Всем понемногу и точками, и дочками.
Дима: — Еще и дочками приторговываешь? Барбос!
Я: — Какой Барбадос?
Дима: — Остров, где барбосы! Ты едешь на точку на Барбадос?
Я: — Нет, а ты?
Дима: — Хорошо бы попасть на Барбадос, но без барбосов.
Я: — Счастливо тебе на Барбадосе.
Дима: — И тебе не хворать.
На основании этой распечатки судья принимает решение об избрании Диме меры пресечения в виде заключения под стражу в связи с тем, что последний может скрыться на Барбадосе. Дословно! При этом в суде Михайловский гордо заявил, что ему достаточно услышать только одно слово, чтобы понять весь преступный замысел».
//__ * * * __//
Несмотря на наличие у жителей номера «605» из мрачной гостиницы по улице «Матросская тишина» собственных банков, обходиться им приходилось рационом среднестатистических таджиков. Жесткое ограничение в передачах являлось одной из форм психологического давления. Редко удавалось затянуть с воли бытовую химию для мытья посуды и параши. Но повезло в тот день, и два флакона, один с «доместосом», другой с «фэйри», поступили в распоряжение самого уважаемого в камере зэка — Владимира Сергеевича по прозвищу Кум, состояние которого журналисты оценивали в несколько миллиардов долларов. Сергеич, недолго думая, решил разбодяжить жидкости, чтобы хватило до следующей передачи. Полбутылки «фэйри» он слил в пустую банку из_ под майонеза, разбавив остатки водой.