Когда Тося показывал шефу фальшивые отчеты о затраченных средствах, ложь гнусно грызла его совесть, что для молодого человека было в диковинку.
Главным противником Барановского был российско-израильский миллиардер, по совместительству вице-премьер правительства Московской области Павел Кацыв. Когда жижа коррупционного компромата, на которую не скупился Дмитрий Роальдович, переполнила чашу терпения областного чиновника, Барановского закрыли в «Лефортово». Потеряв в застенках любимого шефа, Тося на нерве сначала похудел кило на три, но от обилия солодового успокоительного литров на пять подраспух. Ему уже прислали повестку к следователю, быть отпущенным домой от которого Тосик не планировал. Дружеские советы податься в бега и отсидеться пол года пока все успокоится, Тося презрительно отвергал: «Я пойду за шефом до конца! Я не могу струсить и убежать. Дима меня не поймет. Он ведь мне больше, чем отец!».
— Дурак, тебя посадят и будут плющить на показания как резинового зайца! А потом единоличный суд нарисует тебе лет восемь свежемордовского воздуха! — убеждали мы.
— Мне все равно. Меня хоть на ремни режь, все равно ничего не подпишу. Зато я буду с ним делить страдания!
— Где ты понабрался только этой декабристской пошлости? Потеряйся на время.
Забудут, потом вернешься.
Но Тося был непоколебим, что рождало в нас чувство гордости за героизм нашего товарища. Однако тучи над головой рассосались. В поисках гроша на французскую булку Тосик прибился к Андрею Николаевичу Биронову, шарлатанствующему политтехнологу, который после каждой своей избирательной кампании сразу менял телефон и место жительства. Андрей Николаевич призрел юношу в собственные денщики, называя его почему-то партнером. Однажды выслушав героически-пьяную исповедь Тоси про историю своего сиротства, Биронов решил спасти партнера от душевных страданий. Весь следующий день Андрей Николаевич наводил справки о судьбе Барановского. Не было предела радости Биронова, когда он узнал, что следствие зашло в тупик. Ни доказательств, ни показаний на Диму не было. Сфабрикованное дело имело все перспективы развалиться в суде, а Барановский набирал силы и готовился к новым баталиям. Андрей Николаевич ошарашил Тосю радостью, что любимый узник скоро должен освободиться.
— Короче, завтра пойдешь к Кацыву, — Биронов прервал Тосину эйфорию.
— Зачем? — недоуменно залупоглазил Коростченко.
— Ты дурак?! Совсем ничего не понимаешь? У Кацывы на Барановского ничего нет. А если Дима выйдет, то он со злости Пашу даже со дна Мертвого моря достанет. Теперь понял?