Пластинка кончилась.
— А звук какой! — с гордостью произнес Звягинцев.
— Чудесный! — отозвался, улыбаясь, Крымов.
— А я ведь коллекционер, — рассказывал Антон Михайлович. — Филофонист. Собираю пластинки. Начало века, двадцатые и тридцатые годы. Узкая специализация, так сказать. И пока Анюта будет на стол накрывать…
— Спасибо, я уже ужинал.
— Ну хоть чашечку чая. Я вам пока что-нибудь заведу. Ладно?
Он хотел продемонстрировать что-то из своей коллекции, и отказать ему Крымов в этом не мог:
— Конечно, с удовольствием послушаю.
Он видел, как Антон Михайлович с любовью, нежно перебирал пластинки.
В комнату вошла хозяйка — Анна Николаевна, Анюта, как называл ее Антон Михайлович. В руках у нее были тарелки, чайник. Спросила мужа:
— Алексея Алексеевича подождем?
Антон Михайлович бросил быстрый взгляд на Крымова:
— Не очень торопитесь? Дела не поджимают?
— Да уж какие сейчас дела, — проговорил Александр Иванович, глядя на стенные часы-ходики.
— Вот! — торжественно проговорил Звягинцев, доставая пластинку и водружая ее на граммофонный диск.
Слегка надтреснутый, но приятный голос запел:
— «Все, что было, все, что было, все давным-давно уплыло…»
— Юрий Морфесси, — объяснял Звягинцев, — любимец Москвы и Петербурга. Хорош, да?
— Хорош, — соглашался Крымов. Сегодня он был на редкость покладистым.
— «Все, что млело, все, что млело, все давным-давно истлело», — доверительно сообщал с пластинки любимец публики.
— Чувствуете-то себя как? — спросил у Звягинцева Александр Иванович.
— Слава богу, сегодня отпустило, — вздохнул тот. — А вот вчера вместе с Алешей придти к вам не мог. Не стучало, не фурычило, так сказать.
— Я ему вчера неотложку дважды вызывала, — сообщила Анна Николаевна.
А Юрий Морфесси, еще раз напомнив, что «все, что млело, все давным-давно истлело», небольшую надежду в сердцах слушателей оставил, уверив их, что кое-что все же сохранилось — «только ты, моя гитара, прежним звоном хороша».
Пластинка кончилась.
— Так о чем вы хотели со мной поговорить, Антон Михайлович? — спросил Крымов.
Тот вздохнул, поставил пластинку на место, оставил в покое ручку граммофона.
— Пожалуйста, к столу, — гостеприимно улыбалась Анна Николаевна. — Чай у нас, Александр Иванович, фирменный, с мятой.
— Спасибо, не беспокойтесь.
— Так это мы вас побеспокоили.
Анна Николаевна накладывала в розетку варенье, приговаривая:
— Из собственной смородины.
— Мы — помещики, — смеялся Антон Михайлович. — У нас усадьба — 6 соток. Смородинки — 4 куста, крыжовника — 3, малина есть, четыре яблоньки. Десять лет назад на работе участок дали — садово-огородное товарищество. Тогда вроде и особого энтузиазма не было, а ушел на пенсию и к землице потянуло. Теперь даже книжки специальные почитываю, по телевизору смотрю передачу «Наш сад».