Для меня же бальзамирование было формой медитации, оно приносило душевный покой, которого я нигде больше не находил. Мне нравилось сопутствующее этому занятию безмолвие. Тела не двигались, не кричали, не сопротивлялись и не уходили. Просто лежали, примирившись с порядком вещей, и позволяли мне делать все, что нужно. Я полностью контролировал себя.
Я полностью контролировал их.
Пока я занимался волосами, мама срезала с тела больничный халат и из соображений благопристойности заменила его полотенцем. Она омыла руки и тело, а я, закончив с волосами, достал бритву. Мы, независимо от возраста и пола, брили покойников. Даже у детей и женщин кое-где появляется пушок. Я втер немного геля в щеки и над верхней губой и принялся осторожно сбривать волоски.
Через несколько минут я отложил бритву.
— С бритьем все, — отчитался я. — Мы готовы подправить этому черты лица?
— Ей.
— Ей, — повторил я.
— Каждый раз одно и то же, Джон, — вздохнула мама. — Ты должен думать о них как о людях, не как о предметах. Ты, как никто другой, обязан понимать, насколько это важно.
— Извини, — сказал я, убирая бритву.
— Посмотри на меня, Джон, — велела мама.
Я повернулся к ней.
— Я говорю тебе: это не шутка.
— Извини. Ей. Так что, переходим к лицу?
— Больше не допускай таких оговорок, — потребовала она, и я кивнул.
Она умерла так недавно, что трупное окоченение еще не прошло, и, прежде чем гримировать лицо, нужно было размять мышцы и вернуть им подвижность. Трупное окоченение происходит, когда в мышцах накапливается кальций. В живых телах кальций расходуется, а в мертвых накапливается до тех пор, пока мышцы не застывают. Через день-другой после смерти они снова расслабятся вследствие разложения, но нам требовалось разогнать кальций сегодня: гладить, сжимать и растирать плоть, пока она снова не станет мягкой и податливой.
Покончив с мышцами, мы занялись лицом: правильно поместили голову, закрыли рот и тому подобное. Чтобы глаза не казались впалыми, мы подложили вату под веки, а потом склеили их специальным кремом. Мы закрепили у нее в деснах два маленьких крючка, один под верхней губой, другой — в нижней челюсти, после чего зафиксировали рот специальной скобочкой. Крючки важно правильно установить и надежно скрепить скобой: недотянешь, и рот раскроется, перетянешь, и нос будет приплюснутый, неестественный. Меньше всего семье нужно, чтобы на церемонии прощания их мертвая бабушка ухмылялась из гроба.
Разобравшись с лицом, мы перешли к первичному, артериальному бальзамированию. Пока мама подбирала химикаты и смешивала их в помпе, я сделал скальпелем маленькое отверстие у ключицы, тупым крючком подцепил и вытащил наружу два блестящих багровых сосуда, каждый толщиной в палец. Я надрезал их осторожно, чтобы не рассечь до конца. Крови практически не было, потому что не работало сердце. Я прикрепил сосуды, артерию и вену, к металлическим трубкам, потом подсоединил артериальную к помпе, которую мама подкатила к столу, а венозную — к шлангу, змеившемуся по полу к стоку.