Путники свернули на проселочную дорогу, надеясь, что здесь они скорее избегнут столкновений. Но в Кревкере Арамис сказал, что не в силах двигаться дальше. И в самом деле, чтобы доехать сюда, потребовалось все мужество, которое он скрывал под внешним изяществом и изысканными манерами. С каждой минутой он все больше бледнел, и его приходилось поддерживать в седле. Его ссадили у входа в какой-то кабачок и оставили при нем Базена, который в вооруженных стычках скорее был помехой, чем подмогой.
Затем они снова двинулись дальше, надеясь заночевать в Амьене.
— Дьявол! — проговорил Атос, когда маленький отряд, состоявший уже только из двух господ и двух слуг — Гримо и Планше, снова понесся по дороге. — Больше уж я не попадусь на их удочку! Могу поручиться, что отсюда и до самого Кале они не заставят меня и рта раскрыть. Клянусь…
— Не клянитесь, — прервал его д'Артаньян. — Лучше прибавим ходу, если только выдержат лошади.
И путешественники вонзили шпоры в бока своих лошадей, которым это словно придало новые силы и новую бодрость.
Они добрались до Амьена и в полночь спешились у гостиницы «Золотая лилия».
Трактирщик казался учтивейшим человеком на свете. Он встретил приезжих, держа в одной руке подсвечник, в другой — свой ночной колпак. Он высказал намерение отвести двум своим гостям, каждому в отдельности, по прекрасной комнате. К сожалению, комнаты эти находились в противоположных концах гостиницы. д'Артаньян и Атос отказались. Хозяин отвечал, что у него нет другого помещения, достойного их милости. Но путники ответили, что проведут ночь в общей комнате, на матрацах, которые можно будет постелить на полу. Хозяин пробовал настаивать — путники не сдавались.
Пришлось подчиниться их желанию.
Не успели они расстелить постели и запереть дверь, как раздался со двора стук в ставень. Они спросили, кто это, узнали голоса своих слуг и открыли окно.
Это были действительно Планше и Гримо.
— Для охраны лошадей будет достаточно одного Гримо, — сказал Планше.
— Если господа разрешат, я лягу здесь поперек дверей. Таким образом, господа могут быть уверены, что до них не доберутся.
— А на чем же ты ляжешь? — спросил д'Артаньян.
— Вот моя постель, — ответил Планше, указывая на охапку соломы.
— Ты прав. Иди сюда, — сказал д'Артаньян. — Физиономия хозяина и мне не по душе: уж очень она сладкая.
— Мне он тоже не нравится, — добавил Атос.
Планше забрался в окно и улегся поперек дверей, тогда как Гримо отправился спать в конюшню, обещая, что завтра к пяти часам утра все четыре лошади будут готовы.
Ночь прошла довольно спокойно. Около двух часов, правда, кто-то попытался отворить дверь, по Планше, проснувшись, закричал: «Кто идет?» Ему ответили, что ошиблись дверью, и удалились.