— Если бы вы могли читать в моем сердце, открытом веред вами, — сказал д'Артаньян, — вы увидели бы в нем такое горячее любопытство, что сжалились бы надо мной, и такую любовь, что вы в ту же минуту удовлетворили бы это любопытство! Не нужно опасаться тех, кто вас любит.
— Вы очень быстро заговорили о любви, — сказала молодая женщина, покачав головой.
— Любовь проснулась во мне быстро и впервые. Ведь мне нет и двадцати лет.
Госпожа Бонасье искоса взглянула на него.
— Послушайте, я уже напал на след, — сказал д'Артаньян. — Три месяца назад я чуть не подрался на дуэли с Арамисом из-за такого же платка, как тот, который вы показали женщине, находившейся у него, из-за платка с таким же точно гербом.
— Клянусь вам, сударь, — произнесла молодая женщина, — вы ужасно утомляете меня этими расспросами.
— Но вы, сударыня, вы, такая осторожная… если б у вас при аресте нашли такой платок, вас бы это разве не скомпрометировало?
— Почему? Разве инициалы не мои? «К. Б.» — Констанция Бонасье.
— Или Камилла де Буа-Траси.
— Молчите, сударь! Молчите! Если опасность, которой я подвергаюсь, не может остановить вас, то подумайте об опасностях, угрожающих вам.
— Мне?
— Да, вам. За знакомство со мной вы можете заплатить тюрьмой, заплатить жизнью.
— Тогда я больше не отойду от вас!
— Сударь… — проговорила молодая женщина, с мольбой ломая руки, — сударь, я взываю к чести военного, к благородству дворянина — уйдите!
Слышите: бьет полночь, меня ждут в этот час.
— Сударыня, — сказал д'Артаньян с поклоном, — я не смею отказать тому, кто так просит меня. Успокойтесь, я ухожу.
— Вы не пойдете за мной, не станете выслеживать меня?
— Я немедленно вернусь к себе домой.
— Ах, я знала, что вы честный юноша! — воскликнула г-жа Бонасье, протягивая ему одну руку, а другой берясь на молоток у небольшой двери, проделанной в каменной стене.
Д'Артаньян схватил протянутую ему руку и страстно припал к ней губами.
— Лучше бы я никогда не встречал вас! — воскликнул он с той грубостью, которую женщины нередко предпочитают изысканной любезности, ибо она позволяет заглянуть в глубину мыслей и доказывает, что чувство берет верх над рассудком.
— Нет… — проговорила г-жа Бонасье почти ласково, пожимая руку д'Артаньяну, который все еще не отпускал ее руки, — нет, я не могу сказать этого: то, что не удалось сегодня, возможно, удастся в будущем. Кто знает, если я когда-нибудь буду свободна, не удовлетворю ли я тогда ваше любопытство…
— А любовь моя — может ли и она питаться такой надеждой? — в порыве восторга воскликнул юноша.
— О, тут я не хочу себя связывать! Это будет зависеть от тех чувств, которые вы сумеете мне внушить.