Странно, неловкость от виденного давным-давно прошла, а от слов «приникал», «увлекал» и «обнажал» возникла и упорно держалась. Но, как бы то ни было, ей не удавалось обсудить с Димой свои трудности. В выходные ему часто приходилось работать, а если нет, они из кровати не вылезали. Как-то она сказала:
– Димка, я давно прочитала то ли у немца, то ли у австрийца… Имени не вспомню. Ладно, слушай. Мужчина приезжает из долгой командировки, жена его встречает дома, кормит, расспрашивает про дела. Все заботливо, мило, по-доброму. Он ей так же отвечает, а сам думает:
«Что-то у нас с ней разладилось, что-то не так. Люби мы друг друга, давно легли бы в постель». Мне тогда этот тип показался сексуально озабоченным животным. А теперь я боюсь дожить с тобой до такого супружества. Лучше смерть.
– Нам не грозит, – уверенно заявил Дима. – Чтобы так опуститься – сидеть, жрать, культурно беседовать и думать – надо быть каким-нибудь немцем. На крайняк австрийцем. Но ты, Светка, книжный червь. Не читала бы так много, не боялась бы ничего.
Вместо того чтобы успокоиться – национальность любовника выбрана правильно, – она обиделась. Назвать ее, желанную, юную и прекрасную, книжным червем – это нормально? Отозваться о чтении, в сущности ее профессии, как о бессмысленном, даже вредном занятии, допустимо? Намекать на то, что она живет в выдуманном кем-то мире, а в реальности не сильна, хорошо? Почему бы не выразиться иначе? Он других женщин обзывает червяками? И Света решила: как бы ни тянуло говорить с ним об ускользающей серии «Новый настоящий роман», она переломается молча. Вот получится, тогда он узнает. Ему станет стыдно. Очень. А она его простит. Великодушно.
И все свободное от приема звонков, разбора текстов и близости с Димой время упрямица искала «своих» авторов, «свои» романы. Попутно одарила Нинель Николаевну двумя синопсисами. Первый обещал «увлекательно описанную встречу юноши и девушки, больных гепатитом, в инфекционке». Их рассовывают в отдельные боксы. Они никого не видят, кроме медсестер и врачей, заходящих к ним почему-то в костюмах, похожих на противочумные целлофановые скафандры. Месяц ребята грезят друг другом, оплакивают прошлые свои дурости, и в итоге их кладут рядом в морге. Второй был куда забористее. Там мальчик после изображенных в натуралистических подробностях операций стал девочкой. И вдруг жарко влюбился в девочку же. Сначала рыдал, почему он больше не мальчик. А потом начал ее преследовать и требовать, чтобы она изменила пол. Она его, то есть ее послала, и он, то есть она, ее убил. Прочитав это, Нинель Николаевна тихо спросила: