– Во всяком случае, она не слишком дорожит этим портретом, раз оставила его здесь, – вернул Амалию на землю практичный сыщик.
– Вы прямо-таки разбили мои иллюзии, милостивый государь, – проворчала Амалия, но Леденцов видел, что она улыбается. – Кстати, я все равно хотела спросить, и раз уж мне этого не миновать, то я спрошу прямо сейчас, чтобы не умереть от любопытства. Почему все-таки Гиацинт?
– Простите?
– Почему вы Гиацинт? Вот в чем вопрос.
– А почему вы, например, Амалия? – парировал ее собеседник.
– Это фамильное имя, – объяснила молодая женщина. – Мои предки были родом из Германии, и в семье часто повторялись имена Аделаида и Амалия. Аделаида – моя мать, поэтому меня назвали Амалией.
– Ну, а у меня другая история, довольно-таки запутанная, – признался Леденцов. – Надо сказать, что моя мать видела в жизни одно отдохновение: чтение романов.
– Ей так несладко жилось? – быстро спросила Амалия.
– Можно сказать и так. Но она умела читать и считать, и она любила, чтобы книги были с благородными героями, с красивыми героинями и хорошим концом. Островского, например, она терпеть не могла – он в своих пьесах высмеивал купцов, а мой отец был купцом. И вообще его пьесы об обыкновенных людях, а моя мать не любила, чтобы в книгах было все как в жизни. – Леденцов помолчал. – И вот однажды ей попался переводной роман, – автора я уже не помню, – в котором главный герой по имени Гиацинт боролся с разбойниками и вообще был такой благородный, что дальше некуда. Моя мать читала и перечитывала эту книгу. Роман оказал на нее такое впечатление, что она решила непременно назвать меня Гиацинтом, и хотя была довольно робкого нрава и все вокруг ее отговаривали, настояла на своем…
«Боже мой, – в смятении подумала Амалия, глядя на собеседника, расчувствовавшегося от воспоминаний, – а ведь у него голубые глаза. И сам он вовсе не такой пепельно-серый, как показалось мне утром…»
Однако лицо Леденцова через мгновение замкнулось, и на него легла привычная для него тень сдержанной печали.
– Чем теперь занимается ваша матушка? – спросила Амалия.
– Она умерла, – коротко ответил сыщик. – Меня утешает только одно: она никогда не хотела, чтобы я стал купцом. Надеюсь, она не сердится на меня за то, как я исполнил ее желание.
– Александр Богданович сказал, что в полиции вас ставят очень высоко, – заметила Амалия. Впервые на ее памяти плотно сжатые губы молодого человека тронула улыбка, точнее, ее подобие.
– Вы очень добры, – промолвил он. – Что теперь? – прибавил он, оглядываясь. – Кухню я уже осмотрел, ничего интересного там нет. Думаю, мы можем уходить.