Тут Гиацинт крепко призадумался. Не скрою, самолюбивому сыщику было даже до какой-то степени обидно, что решение задачи оказалось настолько простым. Если Никанор Семенович вчера убил любовницу, а теперь испугался разоблачения и фактически выдал себя, для него все кончено. Главное, не дать ему собраться с мыслями, чтобы он не вздумал все отрицать.
– Никанор Семенович! Милостивый государь!
Но милостивый государь молчал, не подавая признаков жизни, и Гиацинт рискнул легонько похлопать его по щекам. Издав слабый стон, драматург открыл глаза.
– Боже… боже! – застонал Никанор Семенович, ворочаясь в кресле, как поверженный гигант. – Какой позор… Какое несчастье!
– Я жду объяснений, – промолвил сыщик стальным голосом, и глаза его сверкнули опять-таки стальным блеском.
– Вам непременно нужно ворошить эту историю? – Никанор Семенович скривился, как от физической боли. – Хорошо! Признаюсь! Да, я преступник… то есть можно сказать, что я преступник, потому что я настаиваю на том, что своими действиями я никому не нанес урона…
– Это смотря с какой стороны поглядеть, милостивый государь, – хладнокровно заметил Леденцов.
– Господи боже мой! Да ведь он живет во Франции, с французами у нас конвенции нет… ведь нет же литературной конвенции? Значит, я ничего не нарушал! И что ему, в конце концов, что я… ну… переписываю, то есть… перерабатываю… одним словом…
– Вы не могли бы объяснить подробнее? – мрачно спросил Гиацинт, который уже понял, что речь пойдет вовсе не об Ольге Верейской и не о том, что произошло в Фонарном переулке.
– У меня дети, поймите! – пылко вскричал автор. Косматая борода его стояла дыбом. – Трое детей… жена… одни платья чего стоят! Ну, взял пьесу этого француза… перелицевал ее… грешен, каюсь! А что прикажете делать, если пишешь свое, оригинальное, а оно никому не нужно… Пять представлений, и сняли с афиши! Ведь это же свинство!
Тут, признаться, Гиацинт Христофорович ощутил легкую слабость в ногах, но выдавать ее не стал и, попятившись, поспешно сел.
– Так вы…
– Да! Грешен, батенька, грешен! – пылко признался автор. – Переписал я одну французскую пьеску, поставил свое имя… и что вы думаете? Полный успех! Критики кричат, что ничего оригинальнее я не сочинял… Антрепренеры рвут на части! Все актеры тотчас же стали набиваться в друзья, я уж не говорю об актрисах… – Он умолк и опасливо покосился на дверь.
– Так вы – плагиатор? – печально спросил Леденцов.
– Ну зачем же так сразу, сударь, – забормотал сконфуженный Никанор Семенович. – Ну, конечно, вдохновился… так сказать… более, чем следует… Но вы не думайте, я не подряд все переписываю. Я и героям даю другие имена, и кое-что меняю в сюжете, и вообще… серьезно перерабатываю…