– Как без галстуков? – вдруг спохватился Сытенький. Скосил глаза, и действительно не обнаружив галстука на месте, загрустил по настоящему: – Он же стоил двести баксов!
Галстук Вована, из которого одна из танцовщиц-баловниц смастерила себе эротичные трусики, последний раз мелькнул пестрым кончиком за кожаной портьерой. Настало время черного кофе и трезвого разговора.
Водрузив на нос манерные очки в черепаховой оправе, Сытенький окончательно вернулся в сей грешный мир. Теперь он искал не только выход, но и выгоду из создавшегося положения:
– А правда, что вы платите большие деньги тем… ну… которые…
– Кто сообщил о совершенном или готовящемся преступлении? – помог своему новому источнику преодолеть определенную грань Токмаков. – Закон не исключает такой возможности. Но обычно нам помогают из патриотических побуждений.
– Из патриотических? – переспросил Сытенький. – А зачем тогда фотография с этими… непристойными девицами?
– Ты же не думаешь, чтобы я, офицер, опустился до примитивного шантажа? Просто предлагаю сотрудничество. Жизнь сейчас непростая, будем помогать друг другу решать свои проблемы. А фото… Фото только на память!
Сытенький тяжело вздохнул:
– Завтра ФСО снова гонит за границу партию приборов… Ничего секретного, я сам проверял!
– Ну, еще бы! Через какую таможню?
– Через пункт таможенного пропуска Главпочтамта. Посылки авиапочтой.
Токмаков присвистнул:
– Посылки почтой… Можно сказать, ноу-хау! А… как я определю твоих старых, а моих будущих друзей?
– Они всегда приезжают к двенадцати. По выстрелу пушки – примета у них такая счастливая. Разъездная машина – «Фольксваген», микроавтобус. А представительская – «Сааб» девятитысячный. У каждой по три семерки в номере, только буквы разные. Но скорее всего, это будет «Фольксваген».
Токмаков едва не облыбызал опухшую от выпитого физиономию Сытенького, но вовремя вспомнил, с кем имеет дело. Поэтому рассудительно заметил:
– Пижонство до добра не доводит! Ну еще по маленькой за наши дружбу и сотрудничество, – и поехали!
– Куда еще? – с неподдельным ужасом спросил бедный пидор.
– Ко мне домой, – таинственным шепотом ответил Токмаков. – Не пожалеешь! А пока – пей до дна… Ведь раньше двенадцати тебе завтра просыпаться нельзя!
В машине Сытенький заснул вмертвую, и, затаскивая его на четвертый этаж, Токмаков окончательно протрезвел. Свалив тяжелую тушу на продавленный диван, который Вадим давно планировал вышвырнуть на помойку, Токмаков поставил рядом бутылку пива, чтобы несколько скрасить своему новому источнику позднее пробуждение в незнакомой квартире и с трещавшей головой.