Приборы Токмаков нашел в «тещиной комнате» – маленькой кладовой, дверь которой была замаскирована ложной панелью. Другой мог ее не заметить, но только не Вадим – в этой кладовой они с другом Борей Гикаловым держали отлакированные модели, пока те не просохнут.
Тонкая ручная работа… И даже верстачок сохранился, который они использовали много лет назад. Сейчас на нем красовался кое-как спаянный из бракованных плат очередной «измеритель».
Токмаков рассматривал его, когда дверь кладовки скрипнула и в сопровождении – пока еще не под конвоем – вошел Константин Ириньевич Груздев:
– Вадим Евгеньевич, поговорим по душам? Можно сказать, почти по-родственному, а?
Смахнув со стола незаконченный прибор, Груздев водрузил вместо него принесенную под полой бутылку «Хеннесси», стаканы, бросил плитку шоколада.
Токмаков подхватил незаконченное изделие на лету:
– Со штучкой, которая стоит 70 тысяч долларов, стоит обращаться повежливее.
Михаил Ириньевич, крупный мужчина с подобающим возрасту брюшком и лысинкой, в дорогом, но мятом костюме, разлил коньяк по три четверти стакана:
– Ничего он не стоит, сами прекрасно знаете. Бракованные платы, кое-как спаянные полупьяным монтажником.
– Я-то знаю, но в офисе десятки документов, которые утверждают обратное. И под каждым – ваша подпись.
Залпом хлопнув свой стакан, Груздев-старший криво усмехнулся:
– Каждая подпись открывает дверь в казенный дом на два миллиметра… Ведь как оно со мной вышло? Некоторые из этих приборов я сам в «Физтехе» еще разрабатывал, искренне думал, что мы наладим экспорт, поднимем отечественную марку… Вот и согласился возглавить фирму. Тем более, мы занимаемся благотворительностью! Помогаем ветеранам, блокадникам…
– Из украденных у них же денег, Константин Ириньевич, – вздохнул Токмаков. – Я-то понимаю, что не вы запустили эту схему, но суду это трудно будет доказать.
Константин Ириньевич рухнул на закапанную припоем табуретку:
– Суду? Вы отправите под суд меня, отца своей невесты?! Будущего свекра?! Можно сказать, деда своего сына!
Токмаков сказал, и сказал с неподдельной грустью:
– Боюсь, до этого еще очень далеко. А ваши проблемы начинаются сразу за порогом. Эти посылочки – гарантированная 199-я, причем часть вторая.
– Что значит – «вторая»?
– До семи лет, – коротко ответил Токмаков. – У вас нет государственных наград?
– Нет.
– Плохо, ни под какую амнистию, значит, не попадете. Но, как вы понимаете, я не хочу, чтобы вы протирали шконку. Давайте вместе подумаем, что здесь можно сделать.
– Сначала выпьем…
– В виде исключения. Как с вероятным свекром.