– Ну и отлично, демонтируют, значит, ваши ненавистные ларьки…
– Какие ларьки! Они памятник приехали демонтировать. Я же говорю – идиоты!
Послышался мой смех.
– Вам смешно, а мы тут всерьез с утра оборону держим, отгоняем рабочих от памятника».
Я снова переключил диктофон на запись и громко крикнул в трубку:
– Господа, вам хорошо все было слышно? Или повторить?
Мне ответил прежний баритон:
– Мы будем разговаривать только с вашим руководством, – и донеслись короткие гудки.
Марта, сидя у себя за столом, потянулась с хрустом, а потом неожиданно спокойно сообщила мне:
– Если ты из-за меня на них танком попер, то не надо. Подумаешь, еще одна съемка в корзину. Мало ли таких было. Не бузи. Сейчас Вова прибежит, крик поднимется, Софья на стенку полезет… Ну их всех, а? И главное, из такой ерунды весь балаган возник, что просто смешно делается.
Мне показалось очень обидным выслушивать подобные упреки:
– Марта, не ты ли час назад говорила, что материал достоин первой полосы?! – возмущенно начал я, но тут дверь кабинета приоткрылась, и Вова показал нам свою лысину.
– Зарубин, тебя Софья срочно вызывает, – сказал он, отчего-то тепло улыбаясь мне, как родному человеку.
На этот раз Софья сидела одна. Когда Вова отконвоировал меня в редакторский кабинет, она показала ему, что следует закрыть дверь с той стороны.
Когда мы остались вдвоем, Софья устало улыбнулась мне и осторожно сказала:
– Иван, вы знаете, как мы все ценим вашу работу.
Я мужественно промолчал, хотя мне было что сказать.
– Нам сейчас позвонили из администрации Красногвардейского района и сказали, что вы их шантажируете незаконно сделанной телефонной записью.
Я открыл было рот, но Софья замахала на меня руками:
– Не надо ничего говорить, я все понимаю. У вас своя специфика работы, у чиновников – своя. Но в результате нам предложили сделку, в ходе осуществления которой редакция получит в этом районе три отличных торговых точки для розничной реализации газеты. Вы же знаете, как нам важно развивать свою розничную сеть, чтобы не зависеть ни от правительства, ни от местных чиновников…
Я все давно уже понял, но Софья продолжала говорить, потихоньку распаляясь, и я подумал, что она убеждает не столько меня, сколько себя.
– Когда мы наконец встанем на ноги, то сможем писать без оглядки на персоны любого уровня, неужели вы не понимаете, как это важно для такой газеты, как наша! – кричала Софья на меня уже во весь голос.
Мне совсем не хотелось спорить, ибо результат был очевиден, но я все-таки буркнул:
– Во-первых, про поэтов Серебряного века можно и дальше писать, никого особо не опасаясь, кроме сумасшедших критиков. А во-вторых, благими намерениями вымощена дорога…