Дождь над Ельцом (Калиниченко) - страница 20

– Вот сюда он сворачивает. Мы прошлой осенью за грушами к тете Клаве приходили, и я видел. – Вовка указал на малозаметный проулок.

– А ты уверен? – Я недоверчиво взглянул на узкий проход, отделяющий последний перед прибрежными зарослями ряд домов от остального массива зданий. – Здесь едва машина пройдет, и дома как будто нежилые.

– Точно здесь. Честное октябрятское! – заупрямился Вовка. – Вон, смотри. Следы колес свежие.

Решив довериться елецкому «пинкертону», я свернул с улицы в проход. В этом месте еще явственней ощущалось проклятие запустения. Почерневшие щербатые заборы не скрывали заросшие сорняком дворы и ветхие постройки.

– Здесь парк хотели разбить, уже года три как, обещали даже хоккейную коробку поставить, – отчего-то шепотом сказал Вовка. – Да вот не разбили.

Следы шин вывели нас к небольшому пустырю. На его краю возвышалась куча песка, обильно поросшая дикой ромашкой и львиным зевом. Рядом бесформенной массой темнел наваленный как попало рубероид. Из буйных кустов, окаймлявших пустое пространство, торчали серые туши бетонных плит. Похоже, здесь действительно собирались что-то строить. Следы огибали кучу песка и терялись в прибрежной зелени.

Мы неуверенно замерли на краю этого своеобразного «фронтира» цивилизации.

– Ну что встал? Трусишь? – воинственно поинтересовался Вовка.

– Вот еще! – Я первым шагнул в неизвестность.

В молчании пробирались мы через заплоты крапивы и репейника, цепляясь за торчащие из земли древесные корни. Под ногами постоянно что-то хлюпало, трещало и крошилось. И от этого казалось, что мы идем по кишащим насекомым, как в фильме «Индиана Джонс и Храм Судьбы», который втайне от родителей показывал мне одноклассник-мажор. Кроны ив наконец сомкнулись над нашей головой. Город еще купался в солнечных лучах, а здесь уже царили влажные прохладные сумерки.

На «Волгу» мы наткнулись внезапно. Желтый багажник вынырнул из высокой травы, точно ждал в засаде. Казалось, машина стояла здесь не один день, засыпанная листвой и древесным мусором, недвижная, мертвая. Даже трава в колее поднялась.

– Смотри! – Вовка махнул рукой куда-то вперед.

Оказалось, что машина закрывает собой едва заметную тропинку. Пройдя по ней, мы выбрались на поляну, образованную давно пересохшей старицей Ельчика. От водного потока, некогда бежавшего здесь, остались только обширные мутные лужи. Впереди, на естественном островке, виднелись остатки какой-то постройки. Из травы поднималась неровная кирпичная стена. Сиротливо зиял оплетенный вьюнком дверной проем. Чуть в глубине угадывалась покосившаяся башня печной трубы.