Балантайн обдумал ее слова. Кристина никакого сочувствия не выказывала. Более того, у него создалось впечатление, что вся эта история ей неприятна. Шарлотта приписывала его дочери эмоции, которых у той не было и в помине.
— Да еще этот Макс Бертон служил в вашем доме лакеем, — продолжила Шарлотта. — Хотя его дальнейшая жизнь вас совершенно не касается, неприятно осознавать, что человек, которого знаешь, встретил такой конец.
— Как вы узнали, что это тот самый человек? — удивленно спросил генерал. Он не помнил, чтобы в газетах упоминались убийства на Калландер-сквер или предыдущая карьера Макса. И Бертон — не такая уж редкая фамилия.
Шарлотта зарделась и отвела взгляд.
Балантайн сожалел о том, что смутил ее, однако полагал важным, что наедине они могут говорить честно, ничего не скрывая друг от друга.
— Шарлотта?
— Боюсь, я слушала сплетни, — чуть настороженно ответила она. — Мы с Эмили пытаемся привлечь внимание некоторых влиятельных людей к положению тех, кто вовлечен в проституцию, особенно детей. Вероятно, законодательно сделать что-либо невозможно, но можно так сформировать общественное мнение, что у пользующихся услугами малолеток земля начнет гореть под ногами.
Теперь она решилась встретиться с ним взглядом, готовая к возражениям. Но он не нашел для этого ни единого довода. Наоборот, ощутил радость, потому что встретил женщину, которая думала так же, как и он.
— Моя дорогая, у меня нет на это ни малейшего желания!
В глазах Шарлотты мелькнуло недоумение.
— Простите?
— Разве вы не ожидали, что я попытаюсь убедить вас изменить свою точку зрения, начну вас осуждать?
Ее лицо расслабилось, засияло улыбкой, и, к своему ужасу, генерал почувствовал, что ему с невероятной силой хочется прикоснуться к ней. Единства разумов уже не хватало; одна только речь не могла передать то, что он сейчас чувствовал. Какие-то эмоции, так долго дремавшие в нем, вдруг забурлили и прорвали сдерживающие барьеры, нарушив привычное ему душевное равновесие. Как же хотелось, чтобы эта вторая половина дня растянулась до бесконечности, не обрываясь вечером, удерживая от возвращения Огасту, которая принесла бы с собой привычный порядок… и одиночество…
Шарлотта смотрела на него. Она прочитала эти мысли на его лице? Свет ушел из ее глаз, она отвернулась и спокойно ответила:
— По этому вопросу — нет. Я знаю, что права. Но есть много других, по которым я соглашусь с вами, если вы найдете, что правота не на моей стороне. Я и сама знаю свои недостатки.
Балантайн не понимал, о чем она говорит, и не решился спросить. Но не думал, что говорит она для того, чтобы произвести эффект, из ложной скромности. Ее действительно мучило чувство вины.