На рассвете пятнадцатого дня нашего движения домой мы стали искать укрытие на берегу небольшой чистой речки. Едва успев промыть рану своего товарища, мы услышали рев моторов нескольких машин. Я оставил друзей, чтобы разобраться, что это за машины. Преодолев около пятисот метров, я вышел к дороге как раз вовремя, чтобы увидеть четыре грузовика фирмы «Мерседес» со знаками СС на бортах. В их кузовах сидели безоружные немецкие пехотинцы. Инстинктивно я рванулся назад, в скрывавшие меня заросли. Я предположил, что мы, должно быть, оказались на территории, по-прежнему удерживаемой фанатичными эсэсовцами, не считавшими, что война окончена, и по-прежнему хватавшими спасавшихся бегством пехотинцев, чтобы подвергнуть их своему бескомпромиссному суду за дезертирство.
С наступлением сумерек мы покинули укрытие и осторожно продолжили свой путь. По нашим подсчетам, мы уже должны были находиться рядом с территорией рейха. Когда мы выступали, я подсчитал, что нужно пройти около 250 километров. Учитывая изнуренное состояние, когда за время ночных маршей нам удавалось в лучшем случае пройти 15 километров, согласно моим подсчетам, границы мы могли достичь суток за двадцать.
Через час мы вышли к мирной ферме. Во дворе ее находилась женщина, которая приводила в порядок свои сельскохозяйственные инструменты. Пока остальные прятались в траве, фотограф вышел вперед и заговорил с фермершей. Через несколько секунд он возбужденно замахал руками, подзывая своих товарищей:
— Мы сделали это, ребята, мы почти дома! Мы уже продвинулись на двадцать километров в глубь Австрии! Страну уже заняли янки, но иваны достаточно далеко, чтобы поцеловать наши задницы!
Женщина радушно встретила нас и пригласила в дом. Там она поставила нам на стол еду и позаботилась о раненой руке фотографа. Кроме картофеля и первых весенних овощей, выросших у нее на огороде, она наливала нам свежий йогурт и свежий яблочный сок. После прежних лишений эти напитки казались божественным нектаром. Ощущая себя в безопасности, мы ели, пока нам не начало казаться, что наши животы лопнут.
Как сотни тысяч матерей, эта фермерша заплатила за кровавую бойню, развязанную гитлеровской идеологией, жизнями двоих своих сыновей. Когда она доставала одежду своих детей, чтобы я и мои товарищи могли переодеться в нее, по щекам женщины беззвучно текли слезы. Мы взяли одежду с крайней благодарностью. Затем вымылись и легли спать в настоящие кровати, впервые за многие месяцы, бывшие на нашей памяти.
После завтрака, к которому фермерша снова поставила на стол йогурт и яблочный сок, она показала нужную нам дорогу к следующей деревне. И мы ушли, тепло поблагодарив ее при прощании. Она махала нам вслед, с трудом сдерживая нахлынувшие на нее эмоции. Вероятно, она снова и снова задавала себе вопрос, почему ее сыновья не могут оказаться в числе солдат, которые возвращаются домой.