С тревожной надеждой я ждал новых действий русских. Но ничего не происходило. Казалось, что они исчезли. Через час меня начали грызть подозрения. Что-то было не так. Предельно сконцентрировавшись, я осматривал подходы к своей позиции, но ничего не находил. К этому времени мои мышцы заныли от столь долгого пребывания в одной позе. Я немного сдвинулся и поменял положение ног. Я только положил свою правую ступню на левую пятку, и вдруг почувствовал сильный удар в свою правую пятку одновременно с резко раздавшимся звуком выстрела со стороны русских. Инстинктивно я скользнул в глубину своей позиции, чтобы посмотреть на раненую ступню. Подошва моего ботинка оказалась целиком срезанной пулей, а через кожу ступни под ней тянулась кровоточащая глубокая царапина. Я мгновенно опознал почерк снайпера. И этот снайпер, судя по его выстрелу, который был мастерским, действительно знал свое дело.
Теперь я думал только о том, как выжить. После того, как враг определил мою позицию, я не мог себе позволить показать ни единого квадратного сантиметра своей шкуры. Я оставался в глубине своего укрытия, словно приклеенный к нему. Было очевидно, что русские не были вполне уверены в месте нахождения предполагаемой позиции немецкого снайпера, они также не видели попадания в него, и ситуация зашла в тупик. Ни один из советских бойцов не хотел высунуться из-за укрытия и рисковать угодить под пулю, и я, несмотря на интенсивное наблюдение, не мог разглядеть никаких признаков перемещений моих противников. Я надеялся, что русские так ничего и не предпримут до наступления темноты, а тогда я смогу незаметно ускользнуть со своей позиции.
Поскольку до встречи с русским снайпером я предполагал, что покину свою нынешнюю позицию довольно быстро, я не соорудил в ней каких-либо санитарных приспособлений. Однако через несколько часов нервное напряжение вызвало такое давление в моем мочевом пузыре, что я с трудом мог думать о чем-либо другом. Но я не хотел мочиться в свои штаны и руками вырыл в земле ямку чуть ниже уровня, на котором находилась моя ширинка, при этом не делая движений, более размашистых, чем было необходимо. В эту ямку я и облегчился. В столь страшных ситуациях и мочеиспускание может оказаться почти столь же приятным, как оргазм.
День медленно тянулся. Но, наконец, последние лучи солнца на краю вечернего неба обозначали конец моего плачевного положения. С наступлением темноты, я, как привидение, исчез, воспользовавшись заранее подготовленным отходным путем с позиции. На следующий день я переместился на участок соседней роты и был особенно внимателен. К счастью, на этот раз там не было и следа советского снайпера. А на следующий день наша часть достигла своего места назначения.