— Было дело, — уже спокойнее сказал Норманн, — теперь надо определиться с путями отхода.
— Здесь до залива совсем недалеко, — с некоторым удивлением заметил воевода, — протащить пушки-стрелялки всего-то пять сотен шагов, а там корабельные канониры обласкают врагов.
— Как ты собираешься тащить пушки? В мокрой земле колеса сразу увязнут! — недовольно воскликнул князь.
— Бревна парно лыком увяжем, наши пушки заскользят, словно на саночках, — пояснил Федор Александрович.
Откровенно говоря, Норманн не понял идеи с парными бревнами и лыком, а слова тверского княжича не вызвали никакой ассоциации с саночками. Смысл предложения стал понятен только после того, как Василий Васильевич с Федором Александровичем показали начало гати, оказавшейся подобием деревянного рельсового пути. До крайности простая и надежная конструкция позволяла перемещать орудия легко и быстро. Что же, правителю карельских земель оставалось только похвалить воеводу с княжичами за находчивость и дельные предложения да убраться обратно на галеру. В эти времена люди жили совсем в иных условиях, их окружали изготовленные из дерева редукторы, угловые синхронные передачи и прочие разные колеса. Причем все это выглядело совсем не так, как привычные металлические шестерни. Что в такой ситуации мог подсказать человек двадцать первого века? Да ничего! Князь не знал древней механики, а окружающие его люди не представляют кинематики будущего. Невозможно провести параллель между приводом кузнечного молота от водяного колеса и от электродвигателя. Сейчас эпоха совсем иных инженерных решений, весьма элегантных, надо заметить.
Норманн оставался на палубе галеры до самого конца швартовки к причалу Норчепинга. Нет, он не любовался высокими холмами с ютившимися у самого берега хлипкими домишками рыбаков. Его не привлекал вид разбросанных по заливу островов и гранитных скал. Он пытался оценить таланты русских командиров, которые в тысяча семьсот девятнадцатом году высадили здесь тридцатипятитысячный десант. Захват плодородных земель, а затем и расположенных на севере серебряных рудников и золотых приисков, являлся актом давления на Швецию и ее союзников. В Англии и Голландии не могли поверить, что в Швеции практически не осталось мужчин. Покорная капитуляция семнадцатитысячной армии перед шеститысячным корпусом князя Меншикова воспринималась как личная трусость фельдмаршала фон Реншильда. Вот и высадил Петр свой десант, так сказать, для наглядности, а в довесок ликвидировал в Архангельске таможню. Последнее действие больно ударило по лондонским дельцам, ибо датчане не собирались пропускать английских купцов через балтийские проливы.