И даже сейчас, когда странное тело странного создания обезображено, когда вокруг него – лужа крови, когда мне очень хорошо видно, сколь сильно отличается его анатомия от привычных человеческих форм, взгляд мой, тупой мужской взгляд, все равно оглаживает груди и бедра чудовища. О, какие! О, какое! Мутация изменила природу обычной женщины, сделала из нее титанического хищника, но то, что еще осталось в ней человеческого, имеет власть над моими инстинктами. Словно надо мною кто-то глумится, используя для подлой шутки ни в чем не повинную молодую красавицу.
– Терех, Нина! Если мутант подобного типа не зарегистрирован, зарегистрируйте под названием «красавка». И… давайте, делайте свою работу, у вас пять минут.
Терех, белый, как разметка на шоссе, поплелся к трупу. Нина подскочила к нему, спросила: «Можно?» – и взяла под локоть. Ни дать ни взять барышня на вечернем гулянии.
Я глянул на детектор. Сменил магазин. Передернул затвор. Дал пинка Тощему по заднице.
– Вставай! Воды выпей из фляжки.
Толстый помог подняться Степану. Ему, кажется, досталось больше всех. Но он молодец, держался, автомат сразу подобрал.
– Можешь двигаться?
– Боеготов. Чуток раздышусь, и аллес гут.
– Три минуты.
За спиной у меня раздался вопль. В романах Майн Рида, фаворита детства моего, в каждой главе хотя бы разок фраза: «Из кустов раздался нечеловеческий крик!» Ну, или «с соседнего плота», «из пещеры», «из гущи мангровых зарослей»… Только там от этих криков у присутствующих кровь леденела в жилах. А у меня ничего не заледенело. В Зоне, когда человек кричит протяжно, когда он орет не переставая, это значит, что угроза не столь уж велика. Иначе он давно захлебнулся бы своей кровью и заткнулся.
Нина. Кто еще станет так надрываться?
Подхожу, держа автомат на изготовку. Не оживает ли наша милашка, не слишком ли мало для нее оказалось полутора десятков пуль?
Нет. Всё нормально. Лежит, не шевелится. Иной опасности не видно. Терех спокойно отрезает у мутанта «катраном» голову. Не понимаю нашу первую научную единицу.
Встряхиваю Нину за плечо.
– Вы что? Хотите еще десяток таких же сюда созвать? Они уже прислушиваются.
– Я… я… я… скажите… е-ему… – всхлипывает, – прикажите ему не делать… т-так…
Отворачивается.
Терех тоже не понимает:
– Нина, да ведь уже сделали съемку, вряд ли я вам тут что-то испорчу.
Нина порывисто обнимает меня, икает, хлюпает носом. Слезы, кажется, потекли.
– Так нельзя-а-а-кха-кха… у-у-у…
Чего нельзя-то?
Тощий дергает меня за локоть. Толстый громко гхыкает.
– А?
И Тощий извиняющимся тоном говорит:
– Дык… баба.