Вечернее небо, тёмно-синее, как лужица пролитых чернил, выглядывало из-за белых занавесок. Темнота наступала, и даже свет электрической лампочки не мог разогнать её. Мы с Алинкой сидели на кухне, стараясь не замечать окутывающего мир сумрака. Он смотрел на нас множеством невидимых глаз, как будто выбирая себе очередную жертву…
– Что-то рано сегодня стемнело, – сказала Алинка, лениво помешивая чай в жёлтой чашке с отбитой ручкой. Этой чашке было по меньшей мере пятьдесят лет, и раньше она принадлежала деду; таким образом Алинка надеялась посильнее разозлить мертвеца, чтобы заставить его явиться. Рядом с чашками на столе лежала только что открытая коробка печенья.
– Да… рановато, – согласилась я.
Висевшие на стене часы размеренно тикали; минуты неспешно текли, как воды широкой и тихой реки. Мне казалось, что время тянется слишком медленно; хотелось спать: прошлой ночью я спала едва ли больше двух-трёх часов…
– Да ты ложись, – предложила Алинка, – не выспалась ведь вчера. – Я сама твоего деда покараулю.
– Ты только разбуди меня, если он придёт, – сказала я, – и отправилась в комнату, где поджидала меня кровать с прохладными простынями, обещавшая долгожданный отдых моему измученному телу.
Мне приснилось, что я иду вдоль прозрачного ручья, а навстречу мне бежит кошка, – тощая, чёрная.
– Тоня, Тонечка! – зову её я.
Кошка останавливается, смотрит прищуренными зелёными глазами.
Я останавливаюсь; глаза кошки наливаются кровью, и вода в ручье становится алой, кровавой. По тропинке навстречу мне идёт дед; в руке у него нож. Он подходит всё ближе, но я не могу убежать: кошачий взгляд околдовывает меня, и я стою, не в силах пошевелиться. Мёртвая рука со скрюченными пальцами вцепляется мне в плечо; я чувствую холодную сталь ножа, коснувшуюся моей шеи…
Всё кружится передо мной; фигура деда плывёт, её очертания меняются, – и он превращается в Алинку. Я рада, что вижу её, но глаза у неё злые, брови сдвинуты к переносице, – точь-в-точь как у деда. Алинка держит меня и деловито режет мне горло кухонным ножом…
…Проснулась я оттого, что Алинка трясла меня за плечо.
– Вставай… просыпайся, – шептала она. – Дед пришёл.
Спросонья мне было трудно понять, кто хочет защитить меня, а от кого мне надо спасаться; не разобравшись, где сон, а где явь, я вполне могла бы вцепиться Алинке в волосы, – но ей повезло. Я встала и тихо, как тень, проскользнула в кухню, – туда, где меня ждал мертвец.