Отвращение… каждый раз в такие минуты я испытываю это чувство. Мне слишком хорошо известно, что будет дальше. Мы падаем на пол, и я кромсаю его ножом, не помня себя; труп разваливается на куски: он уже изрядно подгнил, полежав на кладбище. Куски мёртвой плоти вспыхивают голубым пламенем и чернеют, превращаясь в пепел. Окровавленная нога с ободранной кожей, рука со скрюченными жёлтыми пальцами да голова, которая ещё пытается что-то кричать, беззвучно открывая рот, – вот и всё, что от него остаётся, а иногда – и того меньше… но и эти останки мне нужно куда-то спрятать, потому что, если это найдут, меня посадят в тюрьму. Полиэтиленовые пакеты идеально подходят для этой цели: кровь не просочится, надо только завязать потуже. Я засовываю туда куски трупа, а дальше всё зависит от моей фантазии: иногда я прячу их на балконе, иногда – в особом тайнике под полом, но чаще просто выбрасываю где-нибудь на улице. Держать эту гадость дома не хочется, – хотя через некоторое время эти куски и сами исчезают. Обычно проходит не более суток, – и от них не остаётся ни следа…
Когда с трупом покончено, я иду в ванную за тряпкой, чтобы смыть кровь с пола. Я знаю, что крови быть не должно: ведь у мёртвых она не течёт; но у тёмного времени суток свои законы. Ненавижу ночь… Ночью может случиться всё, что угодно, – даже самые страшные сказки покажутся детским лепетом по сравнению с тем, что случается в этом мире, пока не светит солнце…
Иногда бывает так, что после убийства крови не остаётся, – но не на этот раз. Пол в кухне сильно запачкан. Я убираю, и на душе у меня становится легче. За окнами брезжит рассвет. Оказывается, было всё-таки утро, а не вечер… скоро становится совсем светло. С восходом солнца все мои страхи куда-то улетучиваются. До следующей ночи. Впрочем, дед приходит далеко не каждую ночь, – иначе я, наверное, давно сошла бы с ума…
Я наспех доедаю остатки овощного рагу со своей тарелки. Янтарно-жёлтое солнце светит мне в окно. Люблю солнечный свет… он всегда приносит мне радость, не то, что темнота или сумерки. Пора идти на работу, но даже это меня не огорчает.
На лестнице меня встречает соседка Фотина Леонидовна. (Вообще-то её зовут Светлана, но с некоторых пор она предпочитает данное при крещении имя тому, что записано в паспорте. Хотя это совсем не важно: обычно соседи зовут её просто Леонидовной.)
– Ну что, опять? – сочувственно спрашивает Леонидовна, заметив мою бледность и тёмные круги под глазами.
– Опять. – Я коротко киваю.
– Всё ходит и ходит. Вот ведь напасть. И что ему от тебя нужно?!