- Верно. Как вы понимаете, Веритасерум и Veritas запрещено применять к ученикам... Но если что-либо подобное повторится еще раз, - Снейп перевел взгляд на побледневшего Невилла, - уверяю, я лично буду просить директора дать разрешение на допрос. Кто-то решил устроить взрыв, и для этого подговорил Лонгботтома исказить рецепт, причем исказить не просто так, а добавить в зелье двойную порцию взрывоопасных и несовместимых в таких количествах ингредиентов. Действительно, учитывая с какой завидной периодичностью Лонгботтом умудряется уничтожать школьное имущество, очередной взрыв не должен был вызвать ненужных подозрений. Однако зелье – на наше счастье – варилось изначально неправильно, поэтому гениальный план провалился, - профессор задумчиво взлохматил волосы. - И, судя по лицу Лонгботтома, я прав. Минус пятьдесят очков с Гриффиндора, отработка у мистера Филча. Я поговорю с вашим деканом, думаю, профессор МакГонагалл обрадуется, что ее «львята» выставили себя непроходимыми идиотами фактически перед всей школой. Все свободны.
И в следующий миг раздался звонок с урока.
Ученики в полном молчании собрали вещи и поспешно покинули класс зельеварения, стремясь оказаться как можно дальше от Снейпа. Едва за последним студентом закрылась дверь, как профессор со вздохом полез в карман мантии за успокоительным. Пары Гриффиндор-Слизерин изрядно его выматывали, а после Хэллоуина нервы сдали окончательно. Не было и сил срываться на студентов – только всепоглощающая усталость...
Вернувшийся с Самайна Сев ничего толком не соображал. Он четко помнил все, что происходило до начала ритуала, но что произошло потом, было словно подернуто странной пеленой: отрывками всплывали какие-то фразы, картинки, запахи, - Пожиратели, алтарь, символы, руны, и ничего связанного с самим жертвоприношением. Декан догадывался, что это возможно связано с заключением некого договора с непонятно кем – но на тот момент ему было все равно. Он не помнил, как оказался в Хогвартсе, как добрался до своих комнат... Сев словно подключился к до этого недоступной реальности только тогда, когда почувствовал присутствие в комнате Снейпа. Пережитый ужас, двухдневное напряжение, вина, горечь, боль, до этого сдерживаемые нечеловеческими усилиями воли, прорвались наружу. Сев рыдал до тех пор, пока не выплакал все слезы и не заснул прямо на полу. Проснулся он ближе к вечеру, благо было воскресенье, укрытый теплым шерстяным пледом. Рядом обнаружился перепуганный Снейп. Убедившись, что подопечный в здравом уме и трезвой памяти, черный кот погнал его умываться и заставил съесть пару тостов, хотя Сев смотреть не мог на еду. Только после этого декан выпил бодрящего и успокоительного и смог показать Северусу воспоминания. Снейп холодно констатировал, что идея с передачей его собственных воспоминаний декану была неудачной – от ощущения дежа-вю того мутило куда больше, чем предполагалось, - но искренне порадовался за удачное стечение обстоятельств. Сев, особо не вникая в голос профессора, раздающийся в голове, понял для себя одно: его не раскрыли. Но вместо облегчения он почувствовал усталость – не апатию, не истеричное веселье, а именно усталость. Чувства притупились, яркие эмоции потускнели, но декан заставил себя поднять голову и не удариться в депрессию после пережитого ужаса. Он просто не имел на это права.