— Если ты думаешь, что мне сие приятно слышать… — набычилась Зелёнка.
— Сейчас, вот сейчас и приятное для себя услышишь, подружка! Словом, разделась я, а мой красавчик и сапоги не думает стаскивать, хоть я уже и хотела было ему помочь. А потом сел эдак скромненько на краешек кровати и давай меня сладкими речами убаюкивать. И я, подруга, и не заметила, как глаза в блаженной истоме закрыла, а рука моя оказалась… Сама знаешь, где она оказалась.
— А где?
Раскрасневшаяся и похорошевшая, Анфиска-шинкарка присмотрелась к своей гостье, не смеется ли та над нею. Кажись, нет. Она решилась и показала на себе:
— Вот здесь! Будто не знаешь, как она называется…
— О! А что у тебя там?
— Будто и у тебя такой нет! Не вешай мне лапши на уши!
Однако недоумение русалки оказалось столь непритворным, что хозяйка принялась расспрашивать ее, выслушав же последний ответ, задумалась. Потом сказала:
— Видно, и в самом деле, если ты не пьешь ничего, даже и воды, то тебе оно просто не нужно. И не ешь… То-то ты такая чистенькая! Надето на тебе все чужое, вонючее. А вот от личика твоего и рук пахнет одной только хвоей и свежестью… Но все же я хотела бы убедиться. Ты не могла бы раздеться, подруга?
Зелёнка кивнула деловито и принялась стаскивать шубу. Когда осталась в одной бледнозеленой своей рубашке, развела беспомощно руками:
— А дальше и не знаю как быть… Я рубаху никогда не снимала. Похоже, что в ней и родилась.
Анфиска-шинкарка заменила лучину в светце, подождала, пока в каморке посветлело, и решительно повернула русалку к лучине.
— А теперь попробуй поднять подол. Как, не больно? Ну тогда не бойся, еще выше. Так-так… Можешь опускать. Знаешь, внешне у тебя все там как у обычной бабы.
— Тогда ты вот что, Анфиска. Ты давай расскажи мне о том, что делается между бабой и мужиком. Только подробнее, чтобы мне понятно было, неопытной девице. И покажи тоже.
— Ну, одной мне показать будет трудновато, — хохотнула хозяйка. — Или хочешь, чтобы я Спирьку позвала? Мой дармоед небось только о том и мечтает! Да ладно уже, подружка моя зелененькая, ложись сюда ко мне под одеяльце, а то еще простудишься в одной рубашке…
Русалка как раз сверлила зелеными глазищами подругу, соображая, нет ли какой коварной ловушки в ее приглашении, когда снизу донесся стук и громкие голоса. Чьи-то сапоги прогрохотали по лестнице, на верхнем жилье стукнула дверь…
— Что-то рано сии постояльцы решили ко мне наведаться, — прошептала Анфиска-шинкарка. — Знаешь ли, давай-ка лучше будем с тобою одеваться…
Корчемницу подвело распространенное среди красивых женщин обыкновение преувеличивать свое значение в жизни окружающих их мужчин. На самом деле иноземцы-супостаты подняли шум, собирались не к ней, а в сени, сопровождать отряженного на разведку старого Тимоша. Спьяну пан Ганнибал расщедрился настолько, что позволил оруженосцу надеть на себя и свою собственную кирасу. Однако Тимош наотрез отказался облачаться, пока не исповедается и не получит облатку.