— Получи, убивец! — Это Серьга выпрямился за повозкой во весь свой немалый рост, потряс над головой кулаками — и словно наткнулся на осиновый кол, пробивший полуистлевшую рубаху, скользнувший между ребрами и пронзивший сердце. Уже не живой нисколько, мертвец упал лицом на мушкет, и волосы его бороды легко вспыхнули, занявшись от фитиля.
Сопун зарычал, как раненый волк, и схватился за запасную пищаль, однако с проклятиями снял палец с узорно вырезанного крючка: дверь корчмы захлопнулась.
По ту сторону двери Георг, взяв свой мушкет и сошки на плечо, старательно задвинул засов. Потом он ухватился за одну ногу Тимоша, пан Ганнибал, успевший подобрать свой палаш, за другую, и они втащили оруженосца в гостевую. Железо кирасы и шлема цеплялось за все неровности земляных полов, звук получился будто в комнату волокли сундук. Старый ротмистр застыл над своим слугою неподвижно, немец сходил в сени за арбалетом и подсвечником, снова поставил подсвечник на стол, закрыл дверь в сени и накинул крючок.
Тем временем Анфиска-шинкарка выбралась из постели и, как была, в рубашке, принялась подслушивать у дикри.
— Да что же они там творят, безбожники! Еще сожгут мне корчму ко всем чертям!
— Не сожгут, подруга, они вернулись и дом и притащили одного своего, — лениво пояснила русалка. Она разнежилась в тепле и удобстве, а только что совсем некстати обнаружила, что ей очень приятно смотреть на полные белые руки подруги и на ее круглый задок. — Стреляли на дворе, и один из супостатов убит или ранен.
— Ну, тогда до нас руки у них дойдут еще не скоро! — утешилась хозяйка, повернулась к гостье и улыбнулась загадочно. — Значит, я тебе успею кое-что рассказать и показать…
А внизу, в гостевой, пахло теперь кровью, свежей и застарелой, наполовину свернувшейся. Общее молчание нарушил отец Игнаций. Поднялся с колен, отряхнул шубу и заявил:
— У несчастного пробито пулей бедро, задета артерия. А голова…
И горестно всплеснул руками.
— Какая еще голова, святой отец? — желчно подхватил пан Ганнибал. — Голова! Нет у моего Тимоша головы! Мушкетная пуля смяла забрало и вдавила его остатки в череп моего верного слуги. Второй раз в жизни вижу добрый рыцарский шлем, наполненный мозгами. Вот только теперь это мой шлем, и второго у меня нет! Не станешь же из него вычищать мозги бедняги Тимоша! Кираса хоть цела, но вся измазана в крови. О, раны! О, раны Господни!
Иезуит деликатно похлопал его по плечу:
— Тебе теперь полезно выпить вина, пане ротмистр. Смотри, наш добрый Георг уже сидит за столом и держит кружку. Он даже улыбается, желая тебя подбодрить, наш железный, наш несгибаемый Георг!