Глава 21. На исходе последней ночи
Отец Игнаций выпрямил спину и, по-прежнему свирепо взирая на реденькую бородку Спирьки, заговорил — со стороны поглядеть, так совершенно бесстрашно:
— А надо было натаскать сюда побольше сена и завести лошадей, занести кладь с повозки. Заставить этого недочеловека… лучше сказать преадамита… выкатить бочонок с вином наверх и хорошенько наверху протопить, потом связать его и шинкарку, а самим обосноваться на втором этаже, в горницах. Во входной двери вырубить бойницу и выставлять дозорных именно там, в сенях.
— Позор на мою седую голову, позор! — прорычал пан Ганнибал и вдруг расхохотался. — Прямо-таки замечательная диспозиция, святой отец! А когда это ты успел обучиться военному искусству, если не секрет?
— Просто я читал Юлия Цезаря, Тацита и Светония, пане ротмистр, — объяснил польщенный иезуит, наконец-то прямо взглянул на пана Ганнибала, точнее, на его длинные седые усы, и тот увидел, что глазки у святого отца покраснели, как у кролика. — Словно пчела мед, я выискивал в их книгах крохи военной мудрости.
— Цезаря знаю, про других названных тобою полководцев, скажу честно, и не слыхивал, — пан Ганнибал еще раз огляделся, обнаружил теперь свой палаш, сходил за ним, вставил в ножны, вернулся за стол, а во время этих манипуляций убедился, что руками владеет, в ногах вот нетверд. — О чем бишь я? Ах да, это ты о чем-то говорил, святой отец…
— Я говорил о том, что я мудр, хоть у меня и внешность серой мыши. Я, пане ротмистр, подготовил себя к великим делам. Я уверен, что ты беседуешь сейчас с будущим провинциалом ордена Иисуса в Московии. Кому же еще, как не мне, занять этот пост? Как только я передам послание царевичу.
— Эй, я же просил говорить понятно! Что еще за «провинциал»? Слыхал я, как столичные шпыни-краковьяне обзывают нас, самборцев, провинциалами, а ты о чем?
— Это большая тайна, но, поскольку я уже решился доверить тебе, пане ротмистр, послание. Нашим орденом управляет отец генерал, а в каждую страну, и в Речь Посполитую тоже, он назначает местного начальника всех действующих там братьев, вот таковой и называется у нас отцом провинциалом, а ежели точнее, так praepositus ргоvinciае…
— Я же просил!
— Имен, заметь, я даже тебе не называю… Отцу генералу и отцу провинциалу самим нашим Господом и святейшим отцом папой дана власть распоряжаться мною, как кадавром. то есть как бездыханным трупом. А я хочу получить такую власть над всеми иезуитами, кои будут действовать в дикой Московии. Как только я вручу послание его царскому величеству, я стану его тенью и нижайшим слугою, а там, Бог даст, и наперсником. Я добьюсь, что царевич станет доверять мне, как самому себе, а я буду неутомимо вращивать. взращивать семена святой католической веры, посеянные в его душе обращением из схизматиков. И постепенно я добьюсь разрешения вызвать в Московию сотни моих братьев по ордену Иисуса, и безбожная, невежественная страна покроется сетью наших школ, коллегиумов и дортуаров. Мы обратим в истинную веру сначала бояр, потом тамошнюю шляхту, а тогда уже купцов, всякую городскую сволочь и пахотных мужиков. Последних попов-схизматиков, отловив в дальних лесах, будем водить по улицам на цепи, как медведей! И кого же тогда, пан ротмистр, святейший наш папа посоветует отцу генералу назначить провинциалом Московии, а? Кого же еще, как не меня, пане ротмистр, сегодня незаметнейшего из братьев ордена Иисуса… Я сказал. Amen.