Девушкам, разумеется, не понравилось столь радикальное сватовство, и они выказали свое недовольство. И тогда роль «свахи» взял на себя царь. По словам Тита Ливия, «Ромул обращался к каждой в отдельности и объяснял, что всему виною высокомерие их отцов, которые отказали соседям в брачных связях, что они будут в законном браке, общим с мужьями будет у них имущество, гражданство и — что всего дороже роду людскому — дети; пусть лишь смягчат свой гнев и тем, кому жребий отдал их тела, отдадут души».[4]
Надо признать, что Ромул проявил себя в этой матримониальной авантюре вполне достойно. Для своего времени, разумеется.
В другой версии говорится, что сгоряча захватили и замужнюю женщину, которую, впрочем, не вернули из самых лучших побуждений, поскольку хотели объединиться с сабинянами родственными узами. Она становится женой, по одним свидетельствам, некоего знатного римлянина, по другим — самого Ромула и рожает ему детей, девочку и мальчика.
Озадаченные таким коварством сабиняне попросили сначала вернуть девушек, а уж потом вести разговоры о родственных союзах. А тут еще и соседние города, давно уже с большим подозрением приглядывающиеся к резвым пришельцам, решили дать им окорот.
Но не тут-то было. Римляне поочередно разгромили воинства нескольких городов, сами города разорили, а жителей переселили в Рим, продолжая успешно решать свои демографические проблемы.
К этому времени сабиняне, наконец, созрели для решающей битвы, и в жестоком бою одолели римлян. Ромул получил камнем по голове, его люди побежали, но у Ромула достало сил остановить их и повернуть лицом к врагу. Предстояла последняя схватка, ничего хорошего римлянам не сулящая. Вдруг появились сабинянки, многие из которых уже успели обзавестись детьми. И после того, как гласит история, их слезы и мольбы смягчили сердца, стороны согласились на перемирие.
Вообще-то, зная темперамент современных итальянок, можно представить, что их прапрапра… — и так далее… — бабки, скорее всего, привели в чувство своих братьев и отцов с одной стороны, а мужей — с другой, не мольбой и причитаниями, а скалками, сковородами и прочей ухватистой кухонной утварью. Но это, конечно, только предположение.