«Люди, вооруженные кинжалами, ломали фасции и знаки консульского достоинства Бибула; некоторые из окружавших его трибунов были ранены.
Бибул, не смущаясь этим, обнажил шею и призывал друзей Цезаря скорее приняться за дело: «Если я не могу убедить Цезаря поступать законно, — кричал он, — то своей смертью я навлеку на него тяжкий грех и преступление». Друзья отвели его насильно в расположенный поблизости храм Юпитера Статора. Посланный на помощь Катон, как юноша, бросился в середину толпы и стал держать речь к народу. Но сторонники Цезаря подняли его на руки и вынесли с форума. Тогда Катон тайно вернулся другой дорогой, снова взбежал на трибуну и, так как говорить было бесполезно, — его никто уже не слушал, — грубо кричал на Цезаря, пока его снова не подняли на руки и не выбросили с форума. Тогда Цезарь провел свои законопроекты >>.[72]
Сразу же была создана комиссия по руководству распределением земель, а поскольку эта деятельность сулила большие барыши, то возглавили ее Красс и Помпей. О триумвирате теперь не знает разве что слепой и глухой — демонстрация силы оказалась весьма эффектной. И тогда Цезарь проводит дополнительное постановление, требующее от сенаторов клятвы, обязывающей не только признать закон, но защищать его от каких-либо поползновений. Тем же, кто откажется, грозила суровая кара.
Испуганные сенаторы дружно клянутся, лишь несгибаемый Катон упирается, несмотря на мольбы и слезы женской половины его дома, которая понимала, что дело может закончиться изгнанием. Цицерону удалось смягчить жестоковыйного. Возможно, слова великого оратора о том, что если Катон не нуждается в Риме, то Рим в Катоне нуждается, польстили уязвленному поражением упрямцу, и тот все же присягнул.
Помпей был доволен земельной реформой, а Цезарь завоевал симпатии его ветеранов. Настала очередь Красса, который давно хлопотал о снижении откупных сумм. Консул не только удовлетворяет их просьбы, но и прощает треть от всей суммы, что превосходит ожидания. Всадники становятся преданными сторонниками Цезаря, а это сословие торговцев, банкиров, ростовщиков, словом, бизнес-элита, как сейчас модно говорить, располагало серьезными средствами, о которых простые горожане не могли даже мечтать.
Бибул привычно задвинут в тень, его попытки вмешаться в дела государственные попросту игнорируются, так же как игнорируются вето некоторых трибунов. Цезарь знает, что дни консульства летят быстро, и начинает выстраивать фундамент дня завтрашнего. Он трезво понимает, что любой недоброжелатель, сменивший его на этом посту, может отменить все принятые с таким трудом законы. Да и коллеги по триумвирату были людьми ненадежными.