Знаете что, Амалия, говорит он, забудьте о ваших грехах, вы же знаете, что они смешны. Когда-то на Новый год нагружали всеми прошлыми грехами и ошибками козла и отпускали его под грохот барабанов и вой дудок. Вся Манила будет грохотать в этот день, вы не услышите своего голоса, хотя китайцы скажут вам, что это они такое придумали, чтобы отгонять своих демонов. А еще Новый год – это день Януса, который смотрит вперед и назад, в старый год и новый. Наконец, мы считаем, что Новый год – это мальчик, и в этот день все двери и ворота должны быть открыты. Не закрывайте ваши двери, выбирайте себе имя бога, но приходите в нашу церковь, дочь моя, она всегда открыта для вас.
Я целую его руку (без того самого перстня), медленно иду среди цветов сампагиты и огней, горящих среди рядов скамей. Отца Артуро ждет… опять этот старый китаец с седым ежиком волос и несгибаемой головой, подпертой стоячим воротничком. Его зовут… да, кажется, Ли. Живет он здесь, что ли? Там, на галереях, где ходят монахи, сколько угодно места.
– Вы были правы, Лола, – мужественно говорю я ей. – В этой стране в это время года и правда никакой работы быть не может.
Да, я учусь. Когда-нибудь из меня получится настоящая филиппинка, и даже местиса. И учеба продолжается: Лола скромно дарит мне какую-то коробочку с бантиком, произнося «счастливого Рождества». А я достаю из ящика стола ее заветный конверт. Зарплата и бонус.
Но конверт – это я была обязана по закону. Или обычаю. А вот что-то в обмен на коробочку надо было предусмотреть, стащить чей-то подарок с моего подзеркальника в отеле, обменялись же мы сувенирами со всей компанией Вики, включая семейство Урданета, бедная Матильда так и колесила по всему городу, развозя это хозяйство. Хотя что значит – обменялись. Сначала подарки начали поступать ко мне угрожающим темпом, я удивилась. Потом поняла, что придется делать то же самое, тщательно избегая соблазна переупаковать некоторые коробочки и послать слегка в другие адреса: эти штуки здесь наверняка знают и будут болтать друг с другом и смеяться надо мной.
Так или иначе, Лола никак не показывает, что считает мой недосмотр большой обидой. А тут как раз появляется Эдди и тоже произносит это самое «счастливого Рождества». Вручает мне толстую бумажную трубку, завязанную красно-зелеными рождественскими лентами.
И я даже знаю, что это такое, медленно кладу на стол и понимаю, что, если развяжу – уйду туда, к палубам, реям и снастям, с головой.
Помнится, я сказала раньше, что куплю у него такой чертеж. Он молодец, догадался. Быстро вскидываю голову, пытаюсь понять, кто он сейчас: тот, кто хочет, чтобы прошлого как бы не было, или ему просто нельзя показать Лоле, что у нас с ним проблемы. И не вижу ничего – темные глаза смотрят прямо, высокий лоб, приглаженные волосы на прямой пробор.