Домой, ужинать и в постель. Из дневника (Пипс) - страница 16

9 ноября 1663 года


Сегодня утром был у меня по делу мистер Бергби, один из переписчиков Совета, человек дельный. Жалуется, что большинство лордов Тайного совета заняты своими делами, а о государственных и не помышляют. Исключение составляет разве что сэр Эдвард Николас. Сэр Дж. Картерет прилежен, однако преследует только собственные интересы и выгоду. Лорд-хранитель печати во все вмешивается и не делает ничего для государственной пользы. Архиепископ Кентерберийский, добившись всего, чего только можно желать, говорит мало, а делает еще меньше. Разговорились о лорде-канцлере, тот избегает государя и заставляет его, ссылаясь на слабое здоровье, каждый день ездить к себе, и это при том, что своего кузена, лорда-главного судью Хайда, навещает исправно <…>. Бергби говорит, что никто бы не разбирался в делах лучше самого государя, если б у него не было того же самого недостатка, что и у его отца: неуверенности в себе, легковерия. Сообщил мне, что лорд Лодердейл не отходит от короля ни на шаг и втерся к нему в доверие — весьма себе на уме. В целом же Бергби находит, что дела обстоят далеко не лучшим образом и даже в Тайном совете никого не заботит жизнь страны.

2 марта 1664 года


Беседовал со стариками в Тринити-хаус. Среди прочего замечено было, что в парламенте всего два моряка, а именно сэр У. Баттен и сэр У. Пенн, и никак не больше 20 или 30 купцов, что для островного государства странно; неудивительно поэтому, что торговля идет кое-как, да и мало кто в ней смыслит.

23 марта 1664 года


Явился государь и огласил два указа: об отмене действия закона, согласно которому парламент избирается раз в три года, и о кассационных жалобах. Я присутствовал; ни разу в жизни не приходилось мне слышать, чтобы кто-нибудь говорил хуже, — уж лучше б читал, а ведь бумага была у него в руке.

5 апреля 1664 года


Герцогиня Албемарл резко возражала против капитанов-джентльменов с перьями на шляпах и кружевными воротниками. Я бы хотела, заявила она, чтобы государь послал моего мужа в море со старыми морскими волками, с которыми доводилось ему служить прежде; такие моряки, сказала она, могут провести свой корабль по морю крови, хоть и не умеют расшаркиваться, как нынешние.

10 января 1666 года


После обеда — на похороны сэра Кр. Мингса; отстоял заупокойную службу, дождался, пока его похоронили, и ушел. Встретил У. Ковентри (кроме него, ни одного знатного лица на похоронах не было) и сел к нему в карету, после чего и произошел сей невероятный случай, самый невероятный из всех, коим был я свидетель; никогда бы не поверил, что такое бывает, если б не видел все собственными глазами. А произошло вот что. К карете подошли человек десять крепких, подтянутых матросов со слезами на глазах, и один из них от имени остальных обратился к сэру У. Ковентри со следующими словами: «Мы все здесь давно знали и любили нашего покойного капитана сэра Кр. Мингса и вот сейчас, отдав ему последние почести, опустили его в землю. Мы были бы рады отдать все наши жизни за его одну. Нижайше просим поэтому обратиться к его королевскому высочеству с ходатайством дать нам на всех военный корабль и выбрать из нас капитана, и мы, кто бы он ни был, будем ему верны и сделаем все, что в наших силах, чтобы увековечить память о нашем покойном командире и отомстить за него». Сэр У. Ковентри был этими словами весьма тронут (да и я с трудом сдерживал рыдания) и записал имена матросов, после чего сказал мне, что непременно сообщит его королевскому высочеству об этом невероятном случае, на чем мы и расстались. И правда, сэр Кр. Мингс был храбрецом, отличным оратором, человеком благородным и достойным во всех отношениях; по словам сэра У. Ковентри, полезность такого человека трудно переоценить. Славу он снискал и здесь, в Англии, и, еще большую, — за морем, в Вест-Индии; прославил не только себя, но и всю свою семью. Однако ж память о нем и его имя (отец его был и остается по сей день сапожником, а мать — дочерью паромщика, чем он очень гордился) через несколько месяцев забудутся, как будто его никогда и не было, и его родня останется ни с чем, ибо он не успел нажить состояния и умер без гроша за душой.