Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я…
Шани умолк и услышал, что Дина плачет, и понял, насколько ей страшно — невыносимо, нечеловечески страшно. И тогда он стал читать ей все стихи, которые знал наизусть: и земных авторов, и аальхарнских. Слова разлетались по коридору, отражались эхом от темных стен и, словно пепел от костра, слетали на пол и таяли… Стихам было не место в тюрьме, но Шани не переставал их читать, оживляя хотя бы на немного другой, чистый и справедливый мир, который пусть и казался ненастоящим, но, тем не менее, существовал…
Вся мощь огня, бесчувственного к стонам,
весь белый свет, одетый серой тенью,
тоска по небу, миру и мгновенью
и новый вал ударом многотонным.
Кровавый плач срывающимся тоном,
рука на струнах белого каленья
и одержимость, но без ослепленья,
и сердце в дар — на гнезда скорпионам.
Таков венец любви в жилище смуты,
где снишься наяву бессонной ранью
и сочтены последние минуты,
и несмотря на все мои старанья
ты вновь меня ведешь в поля цикуты
крутой дорогой горького познанья.
А потом Дина затихла совсем… Шани окликнул ее, потом еще раз и еще, но она не отвечала, а лампадка в ее камере потухла, и в коридоре стало совсем темно. Тогда Шани отошел от решетки, рухнул на лавку и уронил горячее лицо на ладони.
Так он и сидел, пока не настало утро, и за ним не пришли стражники.
Охранцев было всего двое: один офицер в средних чинах (Шани отчего-то подумалось, что он уже видел раньше этого статного и подтянутого мужчину, хотя с чего бы? Это не инквизиция, а охранцы внутренних вооруженных сил, совершенно разные ведомства, которые, по большому счету, никогда не сталкиваются), второй явно начал службу всего пару месяцев назад и испуганно озирался по сторонам.
— Господин Торн, — начал старший (все, теперь попросту и без чинов), — мы пришли, чтобы отвести вас на площадь Семи Звезд, где через час состоится ваша казнь. Хотите ли вы исповедаться, чтобы умереть сыном Заступника, а не еретиком, или имеете какие-либо последние пожелания и распоряжения?
Какие тут последние распоряжения… После указа Луша о ереси приговоренным распоряжаться совершенно нечем: все имущество незамедлительно отходит в казну. Шани отрицательно покачал головой.
— Я готов, господа.
Офицер резко и шумно принюхался.
— Ишь, как воняет, — подал голос младший. — Наверно, та стервь ведьмачая испеклась.
Шани посмотрел на него довольно выразительно, однако не проронил ни слова. Двое, всего двое — это была несомненная удача, и, откровенно говоря, он на такую даже не рассчитывал, полагая, что за ним пришлют целый отряд. Еще бы: не каждый день шеф-инквизиторов на костер тащат.