— Газетчики должны излагать дело так, чтобы суть его была понятна всем…
— Похвальное намерение, тем более что те, кто читает газеты, принадлежат, без сомнения, к наиболее просвещенной части публики.
— …но вряд ли уместно облекать сухие судебные постановления в велеречивые отвлеченные рассуждения.
— Возможно. Раскрывая для публики скрытую сторону судопроизводства, она превращает ее во всеобщее достояние и делает мишенью для обсуждения.
Господин де Ноблекур закрыл глаза, и Николя решил, что он заснул. Сегодня он с трудом следил за извилистым путем мыслей почтенного магистрата.
— Дорогой Николя, когда мне было двадцать лет, отец отправил меня в долгое путешествие по Европе. В Неаполе я слушал дебютное выступление кастрата Фаринелли, исполнившего короткую партию в опере «Анжелика» композитора Порпора. Было это, кажется, в 1720 году. Вы даже представить себе не можете, какие роскошные костюмы, а какие голоса… Бархатные платья, волны сверкающего золотом шелка, высоченные каблуки, головокружительные прически. Позднее, в Милане, в 1726 году, во время своего второго путешествия в Италию, я снова слушал оперу. Но теперь на сцене был только он, его голос затмевал все вокруг него. Ах, какой голос!
Николя спрашивал себя, куда ведут замысловатые извивы мыслей Ноблекура. Каждый раз, когда бывший прокурор сворачивал в сторону, он терялся в догадках: что это, свободный, ничем не сдерживаемый полет мысли или же прозорливый ум Ноблекура, вдохновленный образами и идеями, специально двигался по касательной?
— И куда нас привели кастраты?
В удрученном взоре Ноблекура промелькнула лукавая усмешка.
— Драгоценности, цветы и пурпур притягивают взоры, а скромное очевидное смиренно хранит тайну. Вы понимаете меня?
Не получив ответа, старый магистрат заволновался.
— Ну, давайте, взбодритесь же! — раздраженно и настойчиво произнес он. — Возьмите себя в руки. Приведите в порядок себя и свои действия. Вас, при невинном попустительстве королевы, втягивают в дело, где вполне могли обойтись без вас. Но вас заставляют за него взяться, потянув за самую чувствительную ниточку. Зная вас как верного слугу трона, они понимают, чем вас приманить. Признайтесь, вы никогда не получали выгод от своей преданности. Всейзнайка Сартин ни словом не обмолвился о гораздо более важном деле, которое вы расследуете, и вас это совершенно справедливо удивляет. И не бойтесь делать выводы. Не упирайтесь только в одно дело: продолжайте потихоньку расследовать таинственную смерть загадочного узника. Перед вами жертва, которую, в сущности, убили дважды, а перед смертью непонятным образом заточили в не подходящую для ее приговора тюрьму. Следовательно, кому-то очень надо, чтобы вы не докопались до истины, а значит, вы столкнулись с делом государственной важности. О, разумеется, вы, следователь по особо важным делам, вы вправе бросить след! «Разбейте вдребезги мои справедливые сожаления!»