— Что ж, всем, чем могу…, — с фальшивой бодростью произнес доктор. — Но историю болезни господина Хэнделсона, к сожалению, предоставить вам не имею права. Врачебная тайна.
— Уж простите, я ее знаю. Вы мне расскажите то, чего я не знаю. Когда, по-вашему, Хэнделсон пришел к убеждению, что является телесной оболочкой — надеюсь, я правильно подобрал слова — русского летчика.
— Никак не в 1953, а много позже. В 50-е годы это было невозможно, поскольку совершенно не соответствовало общественным настроениям. А вот лет через пятнадцать после окончания Корейского конфликта, в конце 60-х, подоспело время пацифистской субкультуры. Из Вьетнама пошли косяком гробы и в прессу попали картинки с вьетнамскими детьми, горящими от напалма фирмы «Дюпон». К тому времени Хэнделсон был лет пять как уволен из рядов вооруженных сил. Он увлекся Кастанедой и Тимоти Лири, начал употреблять психоделики вроде мескалина и псилоцибина и даже пожил в колонии хиппи около Фриско, где они научили ему всему, что умели: колоться, нюхать и забивать косяк. Последний упомянутый наркотик как раз характерен тем, что возбуждает «аффективную» память — воспоминания становятся такими же яркими, как и настоящее. Думаю, что не без помощи псилоцибина нездоровый мозг Хэнделсона распространил представление о том, что в него кто-то вселился, на подходящий момент в 1953 году. А его память подверглась модификации под воздействием мескалина…
— Так вы, что ли, всё сводите к наркотикам?
— Обижаете, детектив. Конечно же, нет. Но есть вещи, которые в истории болезни не запишешь. Базой для заболевания у Хэнделсона было подавленное чувство вины за бомбежки северокорейских городов и особенно за охоту на гражданских лиц — как вы понимаете, я излагаю не свое мнение, а описываю его комплексы. В конце 60-х, в кругу волосатиков-хиппи из Хэйт-Эшбери, он уже открытым текстом говорил, что на самом деле сражался и убивал не за свободу, а за жадность и эгоизм нашей элиты, за нечестное право Америки жить за счет остального мира. Тогда и прозвучало, что в нём живет русский летчик, именуемый Иван Будневский, и что у того осталась невеста по имени Мария Фалькевич.
— А в 80-е?
— В 80-е Хэнделсон уже не употреблял наркотики, настали другие времена. Упор на консервативные ценности, антикоммунизм. Рейган вместе с другим добрым католиком, Папой римским, вместе борются против русских безбожников. Конечно, это был пиар, но в него верили. Большие Деньги решают, какие ходы делать: упирать на традиционные ценности или сквернословить в алтарях и вести под венец содомитов. Хэнделсон разглядел в себе доброго католика, такого же, как Ронни Рейган, как его собственный шурин Джейк Пулавски. Хэнделсона, между нами, даже завербовало одно наше секретное ведомство: подбрасывать на частных самолетах «Сессна» специалистов по минно-диверсионной работе — в Никарагуа, Анголу и так далее. Правда, продержался он на этой службе не более года, потом ушел в запой.