Четыре улья он у соседей разобрал. Залез на крышу в погоне за аистами и сбросил почти всю солому.
Пришлось Харлампию и ульи чинить, и пчел собирать, и крышу соседям заново соломой крыть.
Стали замечать, что куры куда-то исчезают. С каждым днем все меньше топчется их по двору. Не иначе Презент куда-то их девает. Решил Харлампий за медвежонком последить.
Рано утром Презент выкатился во двор и первым делом полез умываться в бочку под водосточной трубой. Он долго рычал и плюхался в мутной воде. Вылез — разлегся на завалинке сушиться. Часа полтора сушился: уж он и так, и эдак ляжет, и нос в лапы спрячет, и пузо свое сытенькое выставит, и с завалинки свесится.
А тут и куры вышли из курятника. Медвежонок оживился. Сначала он просто так, для порядка погонял их по двору.
Куры с кудахтаньем разбегались в разные стороны. Медвежонку было их не догнать. Тогда он забрался на кучу песка в дальнем углу база, сгорбатился и начал песок пересыпать.
Нагребет в лапу, поднимет и сыплет тонкой струйкой.
— Ах ты! — подивился Харлампий, он следил за медведем через щель прикрытых ставень. — Насмотрелся, как жена кур кормит, зерно им сыплет. И вправду похоже.
Куры сначала опасливо, а потом все беззаботнее со всего двора стали собираться к медведю. Вот одна сунулась под самую лапу. Удар! И курица замерла, дрыгнув ногами. Медведь оглянулся и торопливо сунул курицу под себя. И опять принялся подманивать глупых птиц.
— Вот это да! — поразился Харлампий. Он так удивился медвежьей смекалке, что даже курицу ему не было жалко. Презент забил еще одну птицу и пошел их прятать в овраг.
Харлампий видел в овраге кое-как забросанную песком и листьями кучу битых кур, но думал, что это кто-то из соседей выбросил заболевших птиц. На них часто нападали всякие болезни. Теперь он понял, что это работа Презента. И тут впервые закралась в душу казака тревога: он слышал, что хищник, живущий дома, до тех пор не опасен, пока не попробовал крови.
— Но ведь он кур-то не ест, — успокаивал себя Харлампий и тут же добавлял: — Пока не ест!
— Надо его на цепь сажать, — решил он, но все откладывал, потому что жаль ему было лишать потешного, веселого медвежонка свободы. И хоть было от мишки много беспокойства, но Харлампий и себя, и домашних уговаривал: ничего медведь дурного не делает, нрава он хорошего, а если и шкодит сверх меры, так потому, что он зверь, не человек, и живет по своим медвежьим законам, живет, как положено жить медведю его возраста.
Жене Харлампий ничего про кур не рассказал: она и так Сашку одного в доме не оставляла, боялась, как бы медвежонок его не попортил, не напугал бы нечаянно.