Лишь из чистой озабоченности Гиммлер показал отчет Керстену, на мнение которого собирался положиться, но данный Керстеном совет оказался неприемлемым — Гитлер должен немедленно подать в отставку и начать лечение, в то время как его преемник должен завершить войну. Гиммлер тут же разразился потоком возражений, подготовленных заранее на явно ожидаемый ответ Керстена. Ни о каком преемнике не может быть и речи; Партия вступит в конфликт с Верховным командованием; его заподозрят в личных мотивах, поскольку создастся впечатление, что он сам хочет получить власть; наблюдаемые у Гитлера симптомы вполне могут сойти за признаки переутомления, а не паралича.
«И что, в таком случае, вы собираетесь делать? — спросил Керстен. — Вы что, собираетесь пустить все на самотек и просто ждать, пока состояние Гитлера совсем ухудшится? Вам не противна мысль о том, что во главе немецкого народа стоит человек, наверняка страдающий прогрессивным параличом?»
Гиммлер ответил — в своем духе. «Пока это зашло недалеко; я буду внимательно наблюдать, и если окажется, что отчет не ошибался, у нас будет достаточно времени для принятия мер».
Согласно Шелленбергу, Гейдрих собрал самые подробные сведения о здоровье и привычках Гитлера, в том числе и диагнозы его врачей; после смерти Гейдриха все эти отчеты были переданы Гиммлеру. То, что, несомненно, навело главу СД и протектора рейха в Праге на яркие размышления, лишь наполнило Гиммлера острым беспокойством. Позже Керстен установил, что отчет был специально составлен для Гиммлера на основании сведений, предоставленных абсолютно честным медицинским советником, имя которого не называлось. Хотя о плохом здоровье Гитлера и его психических странностях постоянно ходили различные слухи, подробности о его заболевании были известны лишь нескольким лицам, в число которых, как установил Керстен, входили Борман и, возможно, Геринг[84].
Спустя неделю, 16 декабря, Гиммлер еще раз обсудил ситуацию с Керстеном. На этот раз разговор был более серьезным. Керстен настаивал на том, что Гитлер должен, ради Германии, подать в отставку и пройти соответствующее лечение; пока он остается на вершине власти, в любой момент может случиться так, что разум ему откажет, и он окажется в плену иллюзий и мании величия. Сначала у него нарушится координация движений, а затем последует паралич речи и конечностей. Находясь под влиянием болезни, он может отдавать совершенно пагубные приказы. Он очень больной человек и должен соответственно лечиться.
Гиммлер хранил молчание. Керстен высказал мысль, что Гитлера следует склонить к передаче полномочий преемнику и что за этим должны последовать мирные переговоры. На это Гиммлер ответил, что Гитлер назначит преемника только на случай своей смерти, и что если Гитлер при жизни утратит абсолютную власть, между армией и партией разгорятся «яростные споры о преемнике». Что же касается его самого, он никогда не сделает ход против Фюрера первым; «все будут считать, что я руководствуюсь личными мотивами и сам пытаюсь захватить власть», объяснил он. Перед лицом все еще непоколебимой фигуры Гитлера любые медицинские свидетельства будут сочтены поддельными. Его следует оставить на его месте, сказал Гиммлер; отставка принесет неописуемый вред. Он уверен, что здоровье Гитлера еще достаточно крепко, и он преодолеет болезнь; заметные у него симптомы вполне вероятно могут быть следствием простого переутомления. Все, что он может сейчас предпринять, это пристальнее следить за здоровьем Фюрера. В результате Керстен осознал врожденную слабость, скрывающуюся за видимой силой Гиммлера.