— Святейший — наместник Бога на земле! Преемник святого Петра! Святой долг каждого католика встать на защиту Папы, под знамена Церкви! — горячо произнес Гуиндаччо. Затем уже обычным тоном добавил: — Эти дармоеды, новый секретарь Папы Поджо Браччолини и нотабль Леонардо Бруни[48], мне тоже отвратительны. Они умеют только попусту молоть языком. Хотел бы я посмотреть на них в бою! Появятся ли они на городских стенах, когда придется всем сообща отбиваться от короля Владислава?
— У меня плохое предчувствие, Гуиндаччо. Помнишь, что случилось во время вечерни, которую отправлял святейший в Ватиканской капелле? Когда сразу после пения гимна «Veni creator spiritus» вместо Святого Духа показалась косматая сова с горящими глазами, вперившаяся в Папу? И на следующую службу она опять прилетела. Эти знаки не к добру, есть в этом нечто зловещее.
— Я лично убил ту сову палкой, и со мной ничего не произошло. Все это глупости. Тот год был хорошим, король Владислав потерпел сокрушительное поражение под Рокка Секка.
— Король Владислав, взяв Рим, чтобы ублажить римлян, ввел семь выборных от народа Рима, вошедших в городской совет десяти. А Папа Иоанн вновь сосредоточил всю власть в своих руках и увеличил налоги. Он считает, что римляне — это команда пиратов на корабле! Когда приходится затягивать пояс потуже, думают не о духовном, а как бы набить брюхо, и благоволят тем, кто этому способствует.
— Поостерегись, Дитрих! Святейший не любит, когда вспоминают о его пиратском прошлом, и если он не вздернет тебя на рее, то найдет способ заставить проглотить язык.
— Надеюсь, Гуиндаччо, ты не передашь наш разговор святейшему? — голос у тощего стал елейно-просительным. — Мы ведь старые приятели, вспомни, если бы тогда я не ходатайствовал перед Папой Урбаном о тебе, то неизвестно, что бы с тобой сталось.
Гуиндаччо расхохотался, его огромный живот чуть не выскочил из рясы.
— Святейший все помнит, но не любит тех, у кого такая же хорошая память на то, о чем следует забыть, — сказал он.
Мне стало ясно, что спутник Гиундаччо не кто иной, как секретарь Папы Дитрих фон Ним.
— Молчу, Гуиндаччо. Ты говоришь, что арагонское вино лучше тосканского? — Тощий протянул руку к фляге, но толстяк, смеясь, убрал ее.
— Мне послышалось, или ты и в самом деле пригласил меня сегодня на ужин в таверну «Золотой рог»?
— Да, Гуиндаччо, с меня пирушка, — со скорбным лицом произнес фон Ним.
— Ладно, промочи горло, приятель. — Гуиндаччо протянул флягу секретарю Папы, и тот с усилием сделал несколько глотков.
Карета замедлила ход, Гуиндаччо выглянул из окна.