— Сохрани бог от напастей! Долго ли до беды!.. Вон как разошелся наш Байдамтал… Того и гляди сорвет люльку с каната… Ищи потом… Ой, наказание аллаха, поясницу ломит, ой, поясница моя!..
На рассвете, когда чуть только забрезжило над горами, Бектемир оседлал лошадь и поехал в сторону скалистого ущелья. Он спешил пораньше добраться туда и посмотреть — не снесли ли ночные потоки установленные им на звериных тропах капканы.
Дождь уже перестал, но тучи, тяжелые, как набрякшие кошмы, еще низко висели над землей. На вершинах и хребтах снег за ночь заметно осел, превратился из белого в сизо-водянистый. По ущелью от снежных залежей дул неприятный, резкий ветер. Прибитые к земле травы и кусты поднимались, отряхиваясь от воды.
Тропинка была скользкая, поэтому Бектемир ехал шагом. Опустив поводья, он задумался о своих делах. Вдруг лошадь остановилась и, несмотря на понукания, не двинулась с места. «Что же это такое, чего она насторожилась?» — подумал Бектемир и огляделся… В нескольких шагах от тропинки лежал человек. Бектемир обмер от неожиданности. Человек лежал вниз лицом на каменистой осыпи, под обрывом. На голове и на плече, выглядывавшем из разорванной куртки, запеклась кровь.
«Живой или мертвый?» — Бектемир, не слезая, осторожно приблизился, — «Кто же это такой?»
Здесь, на Байдамтале, никто не живет, на десятки километров вокруг нет селений. Правда, приезжают иногда охотники, так они все знакомые люди и непременно останавливаются на гидрологическом пункте посоветоваться с Бектемиром насчет охоты. Да этот человек и не похож на охотника. Подстрижен по-городскому, одежда замаслена, на руке часы.
Бектемир огляделся. Ясно, что этот человек всю ночь лежал под дождем. Его наполовину залила глина, стекавшая с обрыва. Сам он, видать, еще совсем молодой парень. Судя по изорванной на локтях и коленях одежде, он отчаянно боролся, хотел выползти наверх. Он и сейчас лежит так, словно ползет со дна обрыва: правая рука выброшена вперед, пальцы судорожно вцепились в камень. Откуда, с какой стороны он шел? Установить невозможно — дождь уже давно смыл все следы.
Неожиданно человек зашевелился и тихо простонал. «Ой, живой еще!» — обрадовался Бектемир и, соскочив с седла, схватил его за рукав:
— Эй, товарищ! Слушай, товарищ!..
Тот не отвечал. Бектемир с трудом повернул его на спину, расстегнул ворот рубашки, положил руки на грудь. Сердце еще работало, Бектемир осмотрел его карманы, не нашел ничего, кроме комсомольского билета. Мокрые листки билета слиплись, чернила расплылись пятнами. Он с трудом прочитал три слова: «…Алиев Нурбек… 1930…»