Потому что рассматривание этих картин…
Это было похоже не на разговор, а на молчание со старым другом - знающим и понимающим, через что нам всем пришлось пройти в этой ужасающей, разодравшей душу на клочья войне.
Войне, которую мне никогда не забыть. Которая останется со мной навсегда, даже под прозрачно-звонким, кристально чистым небом. В мирных днях, наполненных самыми обычными, рядовыми проблемами, бесконечно далекими от великих целей.
Все пережитое слишком глубоко зашло в душу, вросло и пустило корни. И эти полотна - словно отражение моих собственных чувств.
В них - столкновение придуманных, воображаемых идеалов, и пугающей, продирающей морозом реальности.
Как, например, на этом триптихе. На первой из составляющих его картин стоял мальчишка, с благоговением внимающий высокому худому мужчине в черном. На второй - он же, но с палочкой в руке, с сомнением и настороженностью вглядывающийся во что-то за спиной. На третьей сомнение и настороженность сменялись настоящим ужасом, смешанным с явственным, слепящим осознанием того, что игра зашла слишком далеко. Что назад уже не повернуть.
На картине не было ни Темного Лорда, ни кого-то из его верных слуг, но ассоциации возникали очень стойкие. И я нисколько не сомневался в том, что они оказались верными.
Интересно, кем же был этот, как его - Октавий Краст? - во время войны? Вряд ли простым обывателем - слишком уж все эти картины казались личными. В галерее висели не полотна - сама душа его, открытая нараспашку.
Каким бы хорошим ни было воображение, нельзя было нарисовать все это, не испытав самому каждый из оттенков запечатленных здесь чувств. Если бы Октавий сам не прошел через все события прошлых лет, картины, пожалуй, тоже вышли бы неплохими - но в них не было бы и доли той пугающей откровенности, что меня так заворожила.
И уж слишком достоверными вышли сюжеты о благоговейном трепете, сменявшимся страхом и неуверенностью в завтрашнем дне.
Кем, интересно, он был во время войны? Пожирателем, вовремя отрекшимся и сбежавшим? Сочувствующим?
Не из тех ли он, кто, как когда-то Снейп, однажды прозрели - болезненно и горько? Может, так и есть, раз он не в Азкабане и даже не под следствием, а спокойно устраивает выставку.
Я приблизился к группе людей, к которым присоединились и Рон с Гермионой. Они с интересом следили за беседой журналистки из «Вестника культуры» с самим художником - это было нечто публичного интервью.
Октавий Краст оказался под стать своему римскому имени - не слишком высокий, но со скульптурно-правильными чертами лица, тонкими губами и прямым носом. Волосы цвета воронова крыла, остриженные до плеч, спускались на темно-синюю мантию, из под которой виднелись вполне современные маггловские брюки и рубашка.