– Такое может произойти, как мы все знаем.
– Может. И если такая встреча неизбежна, мы не должны пассивно ждать ее. А наша пассивность растет. Наш новый Внешний мир был заселен за два с половиной столетия. Он стал таким окультуренным и приятным, что мы не хотим покидать его. Этот мир был заселен потому, как вы знаете, что население Земли безобразно росло, и по сравнению с этим риск и опасности нового пустого мира были предпочтительны. К тому времени, как развились наши Пятьдесят Внешних миров – Солярия была последней – не было никакого толчка, никакой необходимости двигаться дальше. А Земля отступила в свои стальные пещеры. Конец. Финиш.
– Но вы на самом деле не это имеете в виду.
– Останемся ли мы на месте? Будем жить мирно, комфортабельно и неподвижно? Да, я имею в виду именно это. Человечество должно распространяться, если оно хочет продолжать расцвет. Единственный метод распространения – через космос, через постоянное стремление к другим мирам. Если мы это упустим, найдутся другие цивилизации, которые доберутся до нас, и мы не устоим перед их динамизмом.
– Вы предполагаете космическую войну – вроде гиперволновых пиф-паф?
– Нет, я сомневаюсь, что это будет необходимо. Цивилизациям, идущим через космос, не понадобится наши несколько планет, и, наверное, они будут иметь достаточно передовой интеллект, чтобы пожелать сражаться за гегемонию здесь. Однако, если нас окружит более жизнеспособная, более подвижная цивилизация, мы умрем от сознания того, чем мы стали, от утраченных нами возможностей. Мы, конечно, могли бы осуществить другие экспансии – научные знания или культурные силы, например, но боюсь, что это не сравнимо. Упадок в одном – это упадок во всем. Мы живем слишком долго и слишком удобно.
– На Земле, – сказал Бейли, – космонитов считают всемогущими, полностью уверенными в себе. Слушая вас, я не верю своим ушам.
– От других космонитов вы такого не услышите. У меня не общепринятые взгляды, другим они показались бы нестерпимыми, и я не часто говорю аврорцам о таких вещах. Наоборот, я говорю насчет новой тяги к заселению новых планет, но не высказываю своих страхов перед катастрофой, которая явится результатом нашего отказа от колонизации. В этом, по крайней мере, я был победителем. Аврора серьезно, даже с энтузиазмом размышляет о новой эре поиска и заселения.
– Вы говорите это без заметного энтузиазма. Почему?
– Как раз это и приближает нас к моему мотиву для разрушения Джандера Пэнела. – Фастальф помолчал и продолжал: – Я хотел бы лучше понимать людей. Я потратил шесть десятилетий на изучение сложностей позитронного мозга и надеюсь еще потратить от пятнадцати до двадцати лет на эту проблему. За это время я слегка коснулся проблемы человеческого мозга, который неизмеримо сложнее. Существуют ли Законы Гуманистики, как есть Законы Роботехники? Много ли Законов Гуманистики и как их можно выразить математически, я не знаю. Возможно, настанет день, когда кто-нибудь разработает Законы Гуманистики и сможет предсказать широкие штрихи будущего и знать, что в запасе у человечества, а не только угадывать, как я, и знать, что надо делать для улучшения, а не просто размышлять. Я иногда мечтаю основать математическую науку, которую я называю «психоисторией», но знаю, что не смогу, и боюсь, что никто никогда не сможет.