Отчаянный мамин крик сливается с шумом грозы и треском заклятий, но я услышал его.
И вдруг происходит то, чего я меньше всего ожидал увидеть. Невероятная картина, в которую я отказываюсь верить и не желаю понять даже спустя много лет.
Мама, перепачканная в собственной крови, не в силах подняться на ноги, подползает ближе и оказывается между мной и Волдемортом. Она стоит на коленях, оторвав руку от сочащейся раны, выставляет окровавленные дрожащие ладони вперёд, словно преграждая путь, защищая меня.
- Не трогай его, - громко и чётко произносит мама, но ещё голос всё же дрожит, - оставь его. Возьми лучше мою жизнь. Но только не его.
Я замираю. Мышцы, как заговорённые, расслабляются, и Барти даже не нужно меня удерживать. Потому что я буквально врастаю в пол. А взгляд не желает отрываться от маминого затылка, от слипшихся в крови прядей волос, от сгорбленной узкой спины и маленькой лужицы крови, набежавшей из раны.
Но ещё больше меня поражает Волдеморт. Он удивлён. И это мягко сказано. Чёрные брови медленно ползут вверх, бескровные губы растягиваются в улыбке.
- Это… - он старательно подбирает слова, и его рука с палочкой опускается на пару дюймов вниз, - невероятно. Я никогда прежде не встречался с таким самопожертвованием.
Восхищение. Вот что означает его улыбка.
Сердце в груди работает так быстро, и мне кажется, что удары бешеного пульса превращаются в один сплошной гул.
- Этого, порой, не достаёт моим приближённым, - волшебник делает небрежный взмах свободной рукой в сторону Пожирателей. - У вас, поистине, уникальная семья. Джеймс Поттер, погибший сразу на пороге, но успевший известить вас о нашем пришествии. И ты, Лили, прекрасная Лили Эванс, - шелестит Волдеморт, и его голос понижается почти до вкрадчивого шёпота.
Я не слышу его дальнейших слов, моё внимание переключается на Сириуса, который ведёт настоящую дуэль сразу против двух Пожирателей: Беллы и МакНейра. Куда подевался Рудольфус, мне неизвестно.
Мама отвечает так тихо, чтобы её мог услышать лишь Волдеморт, его губы вновь трогает недобрая ухмылка, а в глазах появляется непробиваемый лёд.
И тут мама оборачивается на меня. Я жадно ловлю её взгляд и с отчаяньем чувствую себя беспомощным. Барти держит меня слишком крепко, тело словно сыграло со мной злую шутку, лишившись последних сил, и её глаза… Отражение моих собственных глаз, и там внутри - такая безграничная любовь, непонятное мне чувство вины, и слёзы. Кожа на щеках такая бледная, словно из неё выкачали все соки, а бровь рассечена глубокой раной.
Горло сжимается от подкатывающих слёз, я во все глаза смотрю, как мама улыбается мне странной улыбкой и отворачивается.