– Я знаю вас, Тугай-бей, как правителя, который умеет видеть значительно дальше, чем летят стрелы его воинов, – молвил Хмельницкий, завершая этот осмотр и давая понять, что хотел бы вернуться к переговорам о военном союзе. Но мурза вновь ушел от окончательного ответа.
Вернувшись во дворец, они еще почти час разговаривали о степной охоте, которая становится все скуднее; о донских казаках, которые, побаиваясь нападать на кавказцев, все чаще обращают свои взоры на Крым; о ситуации, которая складывается при дворах польского короля Владислава IV и султана Высокой Порты… Однако полковник понимал, что эта их встреча, по существу, так и завершится ничем. Тугай-бей все еще чего-то выжидает, что-то взвешивает на весах своей политической дальновидности и восточного коварства.
И лишь когда Хмельницкий стал прощаться, мурза не выдержал.
– Вы, полковник, так и не поинтересовались, как чувствует себя мой сын.
– Мой сын Тимош не раз сожалел, что у него нет возможности принять вашего сына, – проговорил гость, поднимаясь из-за богато сервированного стола. – Извините, если вас очень удивило, что я не поинтересовался, как поживает Султан-Арзы.
– Что вы, полковник, меня «очень удивило» бы, если бы вы поинтересовались этим, – хитровато оскалился мурза. – У вас достаточно такта, чтобы не напоминать старику отцу о спасении его сына, а следовательно, о долге, который за ним числится.
Теперь они рассмеялись вдвоем. Тугай-бей был доволен, что точно понял смысл недомолвок своего гостя и что тот простодушно признался в них. А заодно раскрыл причину той напряженности, что царила во время их сегодняшней встречи.
– Здесь может идти речь только об одном долге – долге человечности. Но мне кажется, что завели вы о нем речь только потому, что пытаетесь выяснить, что произошло с моим сыном.
Тугай-бей немного замялся.
– Мне действительно сказали вчера, что в Бахчисарай вы направлялись с сыном. Хотя скрывали, что сопровождавший вас юноша – в? – аш старший сын.
– И вы послали гонца в столицу, чтобы выяснить, действительно ли хан оставил его заложником?
– Разве нашелся бы мурза, который бы не послал своего гонца выяснить, почему его друг попал в немилость к хану? И насколько глубока эта немилость. Но больше всего меня интересовало, почему вы до сих пор не попросили вступиться за своего сына. Мне казалось, что, прежде всего, вы будете заинтересованы в его скорейшем освобождении.
«Вот чего ты опасался, старый шакал! – безо всякой злобы подумал Хмельницкий. – Вот почему оттягивал встречу со мной. Ждал возвращения гонца, который сможет прояснить все то, что происходило при дворе хана. Точнее, не гонца, а своего постоянного, давно засланного тобой во дворец Ислам-Гирея осведомителя, человек от которого, очевидно, прибудет завтра».