– И что, господин Вуйцеховский не собирается добиваться моей аудиенции? – наконец-то спросил Потоцкий о том, ради чего в очередной раз затеял со своим адъютантом разговор о Коронном Карлике.
– Во всяком случае, до сих пор никак не выразил своего желания.
– Он что, решил, что это я стану добиваться аудиенции у него?
– Я кое-что успел разузнать об этом человеке. Говорят, что добиться у него аудиенции не всегда удается даже королю, – подтвердил майор свою репутацию «бесстрашного кретина».
– Тогда сделайте так, чтобы его привели, нет, приволокли сюда и швырнули к моим ногам. Как шпиона повстанцев. Или турецкого лазутчика. А то и беглого каторжника. На ваш выбор, граф. Но сегодня вечером он должен быть здесь, в моей резиденции, у моих ног.
– Человек, который появляется в ставке коронного гетмана, на двое суток откладывая визит к нему, очевидно, полагает, что кареты с гербом короля Польши и охранной грамоты короля, подкрепленной письмом коронного канцлера, вполне достаточно, чтобы его не тронули даже казаки Хмельницкого, не говоря уже об офицерах коронного гетмана, – столь же дипломатично, сколь и бестактно, напомнил Потоцкому его адъютант.
В Ратоборово Гяур прибыл под вечер. Над усадьбой витала непорочная сельская тишина. Омытые первым весенним дождем деревья сладостно дремали в черной неподвижности все еще не оживших крон, а над Сатанинским холмом медленно полыхало пламя огромного костра.
– Это что за огнище? – насторожился князь, едва оказавшись за недавно выложенной из камня, еще не завершенной надвратной аркой. – Что там происходит?
– Костер, – пожал плечами Хозар.
– Но это костер на Сатанинском холме.
– На Сатанинском, – спокойно подтвердил ротмистр. – Просто так на нем костров не зажигают.
– Просто так – нет, – молвил Хозар, и только тогда словно бы вырвался из своей тягостной дремы. – А что означает это огнище?
Пригнувшись к гриве, чтобы не задевать головой ветки, Хозар помчался выяснять, кто разложил этот колдовской костер. Но Гяур и сам не удержался, пустил коня напрямик, петляя между кронами деревьев. Слишком хорошо запомнился ему погребальный костер на вершине этого холма в ночь смерти слепой Ольгицы. Слишком мрачными представали услышанные потом от слуг княгини легенды.
Подниматься на холм в седле Гяуру показалось святотатством. Оставив коня, он по узкой тропинке взбежал на вершину, обогнав при этом Хозара.
Отсюда, с небольшого плато, холм показался значительно выше, чем был на самом деле. Гяур вдруг ощутил его почти головокружительное поднебесье.
Костер полыхал между землей и небом, и женская фигура в легком коротеньком тулупчике, застывшая на нависшей над водопадом каменной площадке, представала перед ним во всей своей призрачной ирреальности. Хозар и остальные спутники генерала остались там, у подножия, и теперь их тоже словно бы не существовало.