Круг замкнулся. Минхан Ергалиевич Абугазин может быть доволен. Кое-что я привезу ему из Салтановска.
Мы едем на улицу Фрунзе. Короткая остановка у телефона-автомата.
— Ангелина Федоровна? Шигарев беспокоит. Вы не будете возражать, если я к вам на несколько секунд заскочу? Что? Хорошо, давайте опять у памятника Джамбулу.
Когда-то в школе мы учили стихи великого акына. Интересно, а как Мендыгуль Оразбаева читает стихи Маяковского?..
Я замечаю Ангелину Федоровну. Она идет торопливо Все-таки это удивительное зрелище: торопливый мелкий шажок изящной женщины. Неужели Пономарев из-за нее стал убийцей? Ах, страсти человеческие… Сколько из-за вас оказалось загубленных жизней?!
— Я отниму у вас совсем немного времени.
— Да уж, пожалуйста…
— Кто такая Маланина А.И.?
— Анастасия Ивановна? — ее глаза широко смотрят на меня. — Это бабушка моего мужа. Она живет в Заейске. А что?
— Когда пришло от нее последнее письмо?
— Не помню… Простите, вы что-нибудь узнали о нем?
— Пока нет. Вы могли бы показать мне письма Маланиной?
— Да.
— Я подвезу вас.
Она не приглашает меня в дом. Салтановск — маленький городишко. Здесь все друг о друге знают всё. Я понимаю, ей не хочется давать лишних поводов для сплетен, боится, что дойдет до мужа. Значит, она верит, что он вернется? А если Пономарев уже четвертого июня решил сжечь за собой все мосты и для этого поджег дом на улице Мосягина?
— Вот. — Она протягивает пачечку писем в конвертах.
— Коля, поехали!
У дома, на котором висит вывеска “Ателье”, Ангелина Федоровна просит остановиться. Она молчит, пока я читаю. Письма как письма. Письма старого человека. “Ванечка”… “Ангелочек”… “Милые”… На каждом конверте крупным почерком выведено: “г. Заейск, В-22, ул. Красных Партизан, дом 7”.
Я возвращаю письма.
— Я выйду здесь, — говорит Ангелина Федоровна — Умоляющий взгляд. — Я понимаю… Но я прошу сообщить мне, если… — она не заканчивает, но я все понимаю. Мне ее искренне жаль. Представляю, каково ей будет потом. Ей, наверное, придется уехать “Муж убил любовника. Слыхали?!” Доказать еще нужно. Нельзя человека называть преступником, пока не доказано, что он им стал.
Я возвращаюсь в горотдел. И кладу перед Сенюшкиным листок, на котором написан адрес Маланиной
— Что это? — спрашивает Михаил.
— Может быть, Пономарев…
У него приоткрывается рот, и он ошарашенно хлопает белесыми ресницами.
— Кузьмич, быстренько свяжись с Заейском. Пусть установят наблюдение за домом Маланиной. Пономарева, если он там, брать пока не надо. Лишь в крайнем случае. Ты звони, а я вылетаю.
Заейск — местная линия. Триста километров. Час лету. И “болтанка”. Ненавижу летать на местных авиалиниях. Когда самолет отрывается от полосы, я внезапно думаю о том, что Мендыгуль Оразбаева должна хорошо смотреться на сцене Тоненькая девушка с распущенными черными волосами. Одна на огромной сцене, сопровождаемая лучом прожектора…